Что ждет женщину за колючей проволокой

«Раньше спорные вопросы решались если не по закону, то хотя бы по понятиям. А сейчас нет ни того, ни другого, зато есть бакешки, агашки и акешки», – убеждена алматинка, отбыв в местах лишения свободы шесть лет. Она освободилась из заключения восемь месяцев назад. Попросив обращаться к ней под условным именем Бахыт, сказала: «Не буду оправдываться, но пока не готова называть свое настоящее имя».

Нет ни закона, ни понятий

Пока Бахыт находилась за колючей проволокой, умер муж: остановилось сердце.

– Меня закрыли в 2011-м, а его не стало в 2013-м, – рассказывает женщина. – И трое наших детей остались на попечении моей мамы-пенсионерки. Пока они были совсем маленькие, родственники говорили им, что мама уехала учиться в другую страну. А сейчас старший сын (ему уже 15) никак не может понять, почему я, «повысив квалификацию за границей», хожу такая потерянная, и почему мы теперь экономим даже на самом необходимом? Не могу сказать ему, что для адаптации нужно время, и что первые пять лет после отбытия наказания мне запрещено работать по профессии, а опекунские деньги, не успела я выйти на волю, – убрали.

Теряюсь, придумываю что-то. Дочь, догадываясь о чем-то, пронзительно смотрит в глаза: «Ты ведь учила нас никогда не обманывать. А что же теперь?». И я, моля в душе: «Господи, сделай так, чтобы я побыстрее встала на ноги», отвечаю: «Когда вырастешь, расскажу тебе одну историю». Это так тяжело – скрывать от них правду, что я вынуждена прибегнуть к услугам психотерапевта.

Темная полоса в моей жизни началась после того, как крупная компания, где я работала по найму руководителем среднего звена, подверглась рейдерскому захвату. Интерес к ее активам потенциальные захватчики начали проявлять где-то в 2007 году. Поставив целью развалить компанию, они через внедренных ими людей плели интриги между сотрудниками. Детей настраивали против родителей, хозяина компании – против топ-менеджеров, стоявших вместе с ним у истоков его бизнеса. Очень трудно было понять в те дни, – кто твой друг, а кто – враг. Скоро начались массовые увольнения сотрудников. Однажды утром люди не смогли попасть на свои рабочие места – новая служба безопасности не пустила их вовнутрь. Все в недоумении. Звонят руководству – те или не берут трубки, или отключены.

Чтобы посадить основателя успешного бизнеса, нужно было создать «ОПГ». Но на скамье подсудимых не оказалось почему-то ни одного топ-менеджера. Только я, которую из компании уволили за несколько месяцев до этого, и еще несколько женщин – рядовых сотрудниц.

То, что я, как аудитор, требовала оформления бухгалтерского документооборота должным образом, лжесвидетели представили так, будто подбивала их на незаконные действия.

Но, опираясь на документы и законодательство, я легко разнесла в пух и прах все их «показания». Совершать экономические преступления, в которых меня обвиняли, мне не было необходимости. Из-за высокой занятости не успевала тратить заработанные деньги, а самое главное, в работе аудитора, если бы он пошел на сговор, всегда можно найти «хвосты». Однако в приговоре с заведомо известным результатом ничего из того, что прозвучало в суде, отражено не было. Когда мы потребовали протокол судебного заседания, все мои вопросы отсутствовали, зафиксированы были только ответы, из которых невозможно понять, на что свидетель дает утвердительный ответ, а на что – отрицательный.

Добиваясь правды, мы бились во все двери. Даже якобы «потерпевшие» от созданного «ОПГ» встали на нашу сторону. Они устраивали пикеты, требуя отправить дело на дополнительное расследование. Но их тоже никто не услышал. Мои адвокаты говорили: «А что ты хочешь? Раньше такие вопросы решались если не по закону, то хотя бы по понятиям. А сейчас нет ни того, ни другого, зато есть бакешки, агашки».

От сумы и от тюрьмы…

Приговор в отношении сотрудников компании, где работала Бахыт, вынесли в январе 2010 года.

– Владельца компании приговорили к 12 годам лишения свободы, – продолжает она. – Мне дали шесть лет, еще двое бывших сотрудниц компании тоже получили сроки. Обычно приговоренных заключают под стражу, но сразу закрыли только хозяина, а на нас никто и не собирался надевать наручники ни в тот день, ни на следующий. Но легче от этого не было.

Многие советовали уехать из страны до тех пор, пока не выяснят, кто виноват, а кто – прав. Но у меня дети, и я сделала выбор – остаться. Обо мне «забыли» на целых полтора года. Все это время, пользуясь положенными мне по закону правами, – писала жалобы. А что еще было делать в моей ситуации? И без того осталась неуслышанной, а еще если и сидеть сложа руки, то оставалось только повеситься.

Большинство родственников меня поддерживало, друзья не отшатнулись, но у меня у самой было ощущение, будто я заразна и жить мне осталось совсем недолго.

Спасала работа. В компании, куда устроилась еще до суда, примерив, видимо, на себя мою ситуацию, без всяких расписок заняли крупную сумму денег. Неопределенность сводила с ума. Одна из приговоренных не вынесла пытки: она пошла сдаваться. А я решила, что пока забыли обо мне, побуду лишний день с родными. У меня тогда дочка пошла в школу, у нее был тяжелый период. Слава богу, успели закончить первый класс.

Взяли меня в ГАИ. Когда пришла на пересдачу водительских прав, выяснилось, что буквально месяц назад объявлена в розыск. Следователь, увидев меня, воскликнул: «А-а! Вот вы какая!». «Какая? Вы хотите сказать, что я пряталась от вас? Не было такого. Телефон я не меняла, место жительства осталось прежним». «Нет, нет, Бахыт! – засуетился он. – Судья звонил мне много раз, требуя вашего ареста. А я пошел на принцип – не забирал до последнего. Если бы служба безопасности ГАИ не передала из рук в руки, я бы чисто по-человечески отпустил бы вас».

Когда привели в ИВС, мне казалось, что я только что вышла из театра, теперь мне снится жуткий сон – продолжение спектакля. Господи! Как там было грязно и убого! Но еще больше съедали мысли: «Как жить дальше? Как там мои дети?».

В изоляторе рядом со мной сидела девушка-наркоманка. Потом я узнала, что она была так называемой «подсадной уткой» для выуживания информации. У меня поднялось давление, а она рвется общаться со мной, а я ее «феню» не понимаю…

На воле я ходила на лидерские программы. Теперь, боясь сойти с ума от отчаяния, представляла, что нахожусь на жестком тренинге, где столько людей старается ради меня одной. Что еще помогло не задохнуться и выжить? Муж у меня работал в органах. Он попросил присматривать за мной. Меня вызвали в администрацию, говорили, чтобы обращалась, но я ни разу не воспользовалась этим. Одно то, что о тебе думают, заботятся, любят, давало силы.

Наркоманки, больные сифилисом, СПИДом, туберкулезом, еще какими-то болезнями, про которые я даже и не подозревала. В столовой пахнет отходами с порога. Убогие халаты, куртки, фуфайки и робы даются на год в одном экземпляре. Бывало, они не успевали высохнуть после стирки, а ты их уже натягиваешь на себя.

Чтобы выжить, надо было научиться смотреть страху в лицо. Но пообщавшись с другими заключенными, вдруг открыла для себя, что эти «опасные» – обычные люди. Нет, я не оправдываю никого. Но там я научилась не подходить к людям с позиции заведомого осуждения. Неизвестно, что может завтра случиться с любым из нас. Выражение «От тюрьмы и от сумы не зарекайся» не с потолка ведь появилось.

Хиджаб, паранджа, клятвы и обещания

Больше всего женщин, по словам Бахыт, в тюрьме сидят за убийства.

– Одна женщина вообще попала по-глупому. Шла по своим делам и вдруг услышала девичьи крики о помощи. Очень отзывчивая по натуре, кинулась защищать незнакомую девушку. Когда ее посадили, даже не знала, кого убила. Пока шло следствие, отец скончался, а муж бросил, забрав детей. Для тюрьмы это обычная история. Но столько тогда бывает пролито слез! Это ведь женщины любят всяких мужчин – пьющих, отсидевших, больных. А они чаще – только здоровых и благополучных. Нет, есть, конечно, мужья, которые остаются рядом в беде. Например, мой покойный муж, который любил меня просто за то, что я есть. Единственное его требование – пораньше возвращаться домой. В субботу и воскресенье заставлял отключать телефоны, чтобы побыть друг с другом и с детьми. Теперь, когда мне надо учиться жить без него, самые большие трудности ожидают меня, наверное, впереди.

В тюрьме я видела разных женщин. На воле среди моих знакомых не было ни одного наркомана, а тут они рядом. Среди этих «страшных» людей оказалось немало хороших, начитанных и образованных. Некоторые из них, очистившись в тюрьме, возвращались к нормальной жизни.

Сидящие по статье «мошенничество» куда опаснее их, хотя они считаются элитой тюремного мира. И правда: на первый взгляд, обаятельнейшие люди. Не дерутся, могут культурно общаться, но не дай бог столкнуться с ними в реальной жизни! Это своего рода тяжелые наркоманки: и для первых, и для вторых нет ничего святого, и те, и другие совершенно беспощадны и безжалостны при достижении цели. Чтобы втереться в доверие, прикрываются религией, хиджабом, паранджой, клятвами и говорят именно то, что человек хочет услышать. Меня, например, кинули, прикинувшись моей подружкой. Освободившись раньше меня, женщина, отсидевшая срок за мошенничество, позвонила мне. Сообщила, что все у нее хорошо. Единственное, что отравляет ей жизнь, – она постоянно думает даже не обо мне, а моих детях, растущих без отца и матери (муж к тому времени уже умер). «Но сейчас появилась возможность помочь тебе, – сказала она. – Пришел новый судья, он друг моего брата. Возможен пересмотр дела». И я повелась! Попросила маму прислушаться к ней и проверить сведения, которые она рассказывает. Проверили. И да, действительно, пришел новый судья. То, что никаким он другом ее брату не был, выяснилось потом, когда мы отдали мошеннице (под расписку) огромную для нашей семьи сумму.

Освободившись, я сделала попытку забрать их у нее. Но я поражаюсь нашему правосудию: мы доказали в суде свою невиновность, но нас никто не услышал. А тут, когда человек вновь взялся за старое, полиция, отказываясь принимать заявление о возбуждении уголовного дела, посоветовала решить проблему в гражданско-правовом порядке в суде. А там говорят: «Заплатите госпошлину. Если докажете, что в самом деле она взяла деньги и не вернула, и решение будет в вашу пользу, надо будет обратиться к судебному исполнителю, которому тоже надо платить».

Спрашиваю: «Хорошо, я дам деньги и ему тоже, но есть конечная гарантия? Как он будет у нее забирать деньги?» – «Будет смотреть, какие у нее есть активы». На реплику: «Какая же мошенница будет числить их за собой?», – в суде пожали плечами.

Как избежать кровавых женских драк

Бахыт считает, что человека, нацеленного на преступление, не остановит даже тюрьма.

– Даром, что пенитенциарная система называется исправительной, – говорит она. – А вот поменять в ней кое-что не мешало бы. Мне кажется, во всех женских колониях нужны комнаты, где осужденная женщина могла бы выкричаться, чтобы снять свой стресс и негатив. Иначе это ведет к нарушениям режима – дракам и ссорам. Всем людям нужно, чтобы их уважали и считались с ними. Агрессия растет от неуслышанности. Большинство осужденных, как правило, юридически малограмотные люди. Я не эксперт, конечно, но раз так получилось, почему всякие правозащитные организации, которые так любят приходить в колонию, не оказывают, не говоря уже о психологической помощи, консультации по УИК и по правилам внутреннего распорядка? Если бы они это делали, то тюремный мир, наверное, поменялся бы.

Когда женщины рассказывали о своих судьбах, я поняла, что все тараканы в головах от излишка свободного времени. В Советском Союзе у человека весь его жизненный путь предлагал обязательный фронт работ с последующим КПД: школа – университет (техникум, ПТУ) – работа на благо общества. За тунеядство судили.

В зоне немало женщин, которые хотели бы учиться. Помимо прочего, это нужно им для поднятия самооценки. Но за колючей проволокой получить образование можно только на уровне колледжа. Я заходила к руководству с предложением наладить дистанционное образование и в вузах тоже. Ведь, согласно Конституции, все граждане РК имеют право на образование. Но оно стало ссылаться на какие-то правила, которых, если судить по моему предыдущему опыту, наверняка нет. Попав за колючую проволоку, я все делала не так. Не так поздоровалась, не так повернулась, не так шнурки завязала. Когда официально попросила ознакомить меня с правилами внутреннего распорядка, то оказалось, что их в глаза не видели не только осужденные, но и администрация. Заместитель начальника колонии сказала, что они прописаны в Уголовно-исполнительном кодексе. Но в этом документе ссылались на правила внутреннего распорядка пенитенциарного учреждения. Растерявшаяся начальница не нашла ничего лучшего, как сказать, что они, эти правила, дорабатываются. Я была в шоке! Заключенных наказывают за то, чего на самом деле не существует. Так, видимо, и с получением высшего образования в стенах тюрьмы: никто и не запрещал, но никто и не знает, как это сделать. Думаю, что администрация была очень рада, когда я освободилась: теперь никто не будет задавать лишних вопросов.

Сама я, попав туда, сразу устроилась в швейный цех на зарплату 500 тенге в месяц. Со временем перевелась в экспериментальный цех. Полученная там корочка модельера-конструктора – один из самых позитивных моментов пребывания в тюрьме. Теперь я могу сшить от А до Я костюм школьнику, офицерские китель и мундир, женское пальто.

Рейдерство доказано. А дальше что?

Заканчивая свой грустный рассказ, Бахыт вернулась к началу истории.

– Сегодня компания, где я работала, существует всего лишь де-юре, – сообщила она. – Часть ее активов уже перепродана, факт рейдерства доказан. Захватчик уже отсидел и за то, и за другое, и снова вернулся заправлять разоренной им компанией. Теперь мы вроде бы превратились в потерпевших. Но получится ли нам реабилитироваться, – это еще вопрос. Уж слишком много людей задействовано в случившемся беспределе, стоившем невинным людям тюрьмы, а их родным – здоровья и даже жизни, как в моем случае. Если всерьез возьмутся за это дело, то полетят головы у всех, кто помогал захватчикам состряпать его. Хотя, я слышала, фактически никого из них не осталось на месте. Следователь уже не работает, судья тоже, а истинный владелец компании, вложивший в нее все, что заработал за рубежом, все еще за колючей проволокой. Большая умница, доктор наук, он жил долгое время в Америке. Показывая в суде задекларированные деньги, он говорил, обращаясь к судье: «Ваша честь, обратите внимание, все стараются вывести активы из Казахстана, я создал здесь, на родине, рабочие места». Увы! Его никто не услышал, и он, наверное, сто раз пожалел, что вернулся на родину…