Очень часто «погода в доме» зависит от тех, кто живет в непосредственной близости от нас. Мало кому удается сохранять спокойствие, когда по ту сторону границы бушует кризис или революция. Поэтому специфика соседских проблем заключается в том, что обезопасить себя от них можно, лишь принимая активное, но при этом очень деликатное участие в их решении. О том, насколько это удается Казахстану, мы беседуем с Александром Князевым, экспертом по странам Центральной Азии и Среднего Востока, передает camonitor.kz.
Угрозы реальные и мнимые
– Александр Алексеевич, каковы на сегодня главные угрозы безопасности для Казахстана и в целом Центральной Азии? Существуют ли силы, заинтересованные в дестабилизации нашего региона?
– Если говорить об угрозах военного характера, то, думаю, у Казахстана и в целом у всего центрально-азиатского региона с этим проблем нет. Конечно, если мы имеем в виду военную безопасность в ее классическом понимании.
Угрозой для нас может стать разве что нестабильность в какой-то из стран-соседей, поскольку она прямо или косвенно будет влиять на определенные процессы внутри Казахстана. Причем наибольшее беспокойство в этом плане, на мой взгляд, сегодня вызывают Туркмения, Киргизия и Афганистан, потому как там происходят абсолютно разные, но в равной степени непредсказуемые движения с точки зрения безопасности.
Начнем с Киргизии. При существующем разгуле либерализма в стране уже десятилетиями происходят разного рода негативные процессы, которые выливаются в целые революции. Меньше чем через два месяца там пройдут президентские выборы, и это уже вызывает беспокойство у местных экспертов, потому как они могут снова перерасти в дестабилизацию обстановки. Впрочем, у Казахстана уже есть опыт купирования угроз с киргизской стороны. Но в любом случае они могут каким-то образом влиять на приграничные экономические связи между нашими странами.
Несмотря на то, что в Туркмении вроде как тишь да гладь, на самом деле там тоже все очень непросто. На протяжении уже трех лет на туркменско-афганской границе наблюдается нестабильность, которая выражается в протестных настроениях и попытках дестабилизации ситуации внутри страны. Есть серьезный конфликт между племенными региональными кланами в силу монополизации власти одним кланом – ахалтекинским. Особенно неспокойны в этом плане Марыйский и Лебапский велаяты. Пусть они не граничат с Казахстаном, но в данном случае географическая близость не столь важна, поскольку такие угрозы, как и наркотики, границ не имеют.
Ну а если говорить о регионе в целом, то традиционно самым опасным направлением здесь считалось афганское. Хотя реальные угрозы оттуда часто подменяются угрозами мнимыми. Например, уже десятилетиями различные политические силы эксплуатируют версию о том, что если к власти в Афганистане придет движение «Талибан», то оно почему-то непременно захочет напасть на страны Центральной Азии. При этом в спекулятивных целях абсолютно игнорируется тот факт, что эта организация не столько религиозно-экстремистская, сколько этническая, преследующая свои локальные внутриафганские цели. Противниками «Талибана» выступают сторонники более либерального светского развития в самом Афганистане. Главная цель этого движения – доминирование в стране пуштунов. Для этого оно использует методы партизанской войны, которые могут быть эффективными только при поддержке местного населения. И все прекрасно понимают, что по ту сторону границы идеи талибов никому не нужны – они попросту окажутся в инородной среде.
В этом плане мне нравится нынешняя позиция России, которая считает, что необходимо пересмотреть взгляды на «Талибан» и, наконец, признать его. Ведь это движение, по сути, состоит из граждан Афганистана, имеющих огромную поддержку в народе, а значит, их интересы нужно учитывать, они должны быть репатриированы в афганское общество. Да и в целом стране нужна гибкая модель политической системы, которая бы удовлетворяла все группы афганского населения. Эту позицию уже поддержали Китай, Иран, Пакистан, Узбекистан, Казахстан и другие страны, которые уверены в том, что военного решения афганского конфликта не существует.
– Так в чем заключается афганская угроза?
– Чего действительно стоит опасаться, так это афганского наркотрафика. Это реальная угроза для нас, причем гораздо более серьезная, чем терроризм. Однако она неправомерно деактуализируется и остается в тени других проблем. Хотя на самом деле это уже огромный бизнес, от которого зависит в целом мировой рынок наркотиков. Считаю важным, чтобы страны региона обратили на него особое внимание. Ведь что такое наркотики? Это не только коррупция, разложение государственных структур и снижение качества противодействия тому же терроризму. Это еще и удар по генофонду любой страны, это оружие массового поражения….
Откуда ждать экстремистов?
– Значит ли это, что уровень угрозы терроризма в регионе слишком завышен?
– Что касается терроризма и религиозного экстремизма, то эта проблема лежит в плоскости деятельности государственных структур. Как правило, радикализм процветает в тех странах, где общество недовольно своим экономическим положением, где трудно получить достойное образование и нормальную работу, где активно гуляют протестные настроения. Все это толкает граждан на сомнительный путь. Ведь в основе всех радикальных течений лежит идея социальной справедливости. Поэтому в тех странах, где последняя – не пустой звук, а реальная политика властей, бороться с радикализмом гораздо проще. В этом плане определенный оптимизм внушает недавно принятая в Казахстане госпрограмма по противодействию религиозному экстремизму и терроризму на 2017–2020 годы. На мой взгляд, она достаточно грамотная, в том числе и потому, что учитывает уроки прошедших в последние годы в стране терактов.
Если говорить о регионе в целом, то особое беспокойство в плане распространения радикальных идеологий вызывают Туркмения, Киргизия и Таджикистан. Почему Туркмения? Потому как это достаточно закрытая среда, где власти если и занимаются этой проблематикой, то только через какие-то карательные меры. Хотя в эту страну из Афганистана вместе с трафиком оружия активно просачиваются и экстремистские идеи. К тому же активно среди населения работают религиозные проповедники самого разного толка…
Очень сложная ситуация и в Таджикистане. Причем обострилась она после того, как Партия исламского возрождения Таджикистана была объявлена террористической организацией. А ведь это был единственный канал, через который таджикский народ мог «выпустить пар». И надо заметить, что в идеологии партии не было религиозного радикализма. Начиная с момента, когда ее легализовали в 1997 году, она стремилась вписаться в парадигму светского государства. Какого-то серьезного влияния на широкие слои населения партия не имела, на выборах получала не больше 10 процентов, но зато у нее был свой электорат, который следовал за ней и не поддавался на пропаганду каких-то ваххабитских и салафистских организаций. Сегодня этого канала нет, и протестные настроения вынуждены «вариться» в закрытом котле. Поэтому неудивительно, что молодежь, которая могла бы стать электоратом Партии исламского возрождения, становится мобилизационным ресурсом для огромного количества джихадистов. А поскольку в Таджикистане есть относительно недавний опыт гражданской войны, где были в том числе задействованы идеи радикализма, не исключено, что народные восстания могут повториться.
Киргизия, пожалуй, самое слабое звено. Это единственная из стран региона, где официально и уже давно разрешена деятельность «Таблиги Джамаат». Как известно, эта организация запрещена в Казахстане, России, Китае и других странах. Однако когда киргизские теологи и эксперты отстаивают ее либеральность, то говорят, что это классическая форма донесения до граждан религиозного учения. То есть люди ходят по домам, учреждениям и методом личных разговоров убеждают население обратиться к религии. Но ведь при этом никто не регулирует содержание таких разговоров. Хотя если проанализировать проповеди, прозелитистскую работу «Таблиги Джамаат» в Киргизии, то это не что иное как «Хизб-ут-Тахрир», которая проповедует создание халифата – теократического государства. Самое интересное, что активисты «Таблиги Джамаат» заседают в парламенте, работают в госорганах, силовых структурах, спецслужбах…
В этом плане определенную тревогу вызывают киргизские пограничные войска. Есть, например, такая информация (я ее не проверял), что на территорию Киргизии стекаются сторонники течений похожего толка из соседних стран (где они запрещены), которые уже удаленно пытаются работать со своими согражданами. То есть Киргизия, по сути, стала определенным плацдармом для радикалов. И если раньше особенно опасным в этом плане считался юг страны, то сейчас активность очень быстро движется на север, граничащий с Казахстаном. И я думаю, что это должно вызывать определенное беспокойство у казахстанских властей.
Кроме того, в Киргизии существует безвизовый режим для граждан многих арабских стран, являющихся основоположниками большинства радикальных идей – Катара, Саудовской Аравии, Кувейта. Есть даже такая практика, когда почти ежемесячно в страну приезжают делегации из представителей различных арабских фондов, привозят с собой деньги и некие рекомендации для религиозного обучения киргизов, преимущественно молодых, в основном в Саудовской Аравии. И очень странно, что киргизские власти не регулируют этот процесс. Государство должно знать, чему человек обучился за рубежом и с какими идеями вернулся домой. Поэтому во многих странах мира получение религиозного образования за их пределами строго запрещается. Недавно о введении такого запрета задумались и в Казахстане. И это правильно – религиозная сфера требует очень большого внимания.
В Таджикистане похожая история. Очень много случаев, когда граждане страны беспрепятственно уезжали в Саудовскую Аравию, Пакистан, Афганистан за религиозным образованием…
Решающая роль государства
– А как с этим обстоит в Узбекистане?
– Бытует мнение, что в Узбекистане очень сильный религиозный радикализм, который может взорваться, и только государственные силы его сдерживают. Но на самом деле там несколько другая ситуация. Действительно, в стране был потенциал для возникновения подобного рода движений, особенно в ферганской части. Но в начале 1990-х он был жестко подавлен, что, на мой взгляд, явилось единственно верным решением, которое имело положительные последствия не только для самого Узбекистана, но и для всего региона.
Чтобы понять это, достаточно вспомнить, в каком состоянии находились бывшие советские республики в первые годы независимости. У них совершенно не было опыта борьбы с подобными угрозами. И если бы не столь кардинальные меры, неизвестно, чем бы все закончилось. К примеру, Таджикистан географически расположен так, что усилиями сначала Ирана, России, затем Узбекистана и других стран СНГ удалось локализовать таджикский конфликт. Ему просто не дали разрастись. С Узбекистаном, учитывая его масштабы, расположение и численность населения, думаю, такой локализации бы не получилось. Прекрасно это понимая, узбекские власти ведут очень жесткий контроль за религиозными предпочтениями своих граждан. Они, к примеру, добились того, что религиозные кадры почти стопроцентно готовятся внутри страны, причем по апробированным авторитетным программам.
– Но ведь есть еще и глобальные террористические группировки, к примеру, ИГИЛ, которые держат в страхе весь мир. Какова вероятность того, что они доберутся и до нас?
– Какого-то прямого вторжения боевиков, к примеру, того же ИГИЛ, запрещенного в Казахстане, в страны региона быть не может. Распространение какого-то влияния – да, возможно, если власти, как я уже говорил выше, игнорируют такие понятия, как социальная справедливость и религиозное образование.
Ну, предположим, что эмиссары того же Исламского государства собираются приехать в Узбекистан, Казахстан или Таджикистан. Во-первых, современные спецслужбы имеют огромный арсенал средств для того, чтобы работать с незваными гостями на упреждение, то есть в аэропорту их будут однозначно «встречать». Во-вторых, они не прилетят сюда с оружием. Все необходимое для организации террористических актов они будут искать внутри страны. А это уже вопрос к государству: хорошо ли оно контролирует распространение оружия? В-третьих, все зависит от того, насколько высок уровень протестных настроений в стране. Если он низок, то и смысла ехать сюда с того же Ближнего Востока у террористов нет. Им просто не с кем будет здесь работать…
Пограничные проблемы и «водные страсти»
– Давайте перейдем к делам внутренним. Остались ли в регионе какие-то спорные погранично-территориальные проблемы, которые могут создать напряженность между странами?
– На сегодняшний день погранично-территориальные проблемы почти везде нашли решения, за исключением, пожалуй, Ферганской долины. Но если между Узбекистаном и Таджикистаном вопросы демаркации и делимитации почти завершены в рамках нормальных рабочих переговоров, между Киргизией и Узбекистаном они близятся к завершению (позитивные подвижки появились в последний год), то таджикско-киргизская граница вызывает беспокойство. Проблема в том, что там обе стороны демонстрируют очень низкий уровень договороспособности. Я бы даже сказал – нежелание договариваться. Это видно в том числе по вооруженным столкновениям военнослужащих на разных участках границы, которые участились в последние три-четыре года. Есть даже жертвы.
Там действительно много споров. Их можно было довольно просто урегулировать (к примеру, путем обмена какими-то участками), но соседи не желают друг другу уступать. Дело в том, что в 1990-е годы власти этих стран не хотели обращать внимание на активную приграничную миграцию (особенно в Баткенскую область с киргизской стороны и в Сагадийскую область с таджикской). В итоге за 20 с лишним лет сложилась ситуация, когда, например, таджики образовывали большие анклавы на территории, которая де-юре является киргизской. Попробуй сейчас объяснить этим людям, что они живут там незаконно, ведь когда-то они заплатили деньги за эти дома. Как минимум, им должны компенсировать переселение либо они должны стать гражданами этой стороны. То есть нужен поиск каких-то легитимных цивилизованных решений, но этим не занимается ни та, ни другая сторона. Отсюда очень высокая конфликтность, которая не может не отражаться на других странах региона – те же беженцы, нагрузка на социальную сферу, экономику, систему управления и силовые структуры.
– Как известно, в ЦА есть еще одно яблоко раздора – вода. Чем чревата для стран региона нерешенность общих водно-энергетических проблем?
– Вся проблема заключается в маниакальном стремлении Таджикистана и Киргизии стать гидроэнергетическими гигантами путем строительства масштабных ГЭС (Рогунской в Таджикистане и Нарынского каскада, включая Камбаратинскую ГЭС, в Киргизии). Но ни та, ни другая не желают признавать того, что это трансграничные реки и потому подобного рода строительство должно осуществляться только с полного согласия стран, находящихся ниже по течению (по Амударье – Узбекистан и Туркмения, по Сырдарье – немного Таджикистан, Узбекистан и Казахстан) и больше всего страдающих от водно-энергетического кризиса в регионе.
Правда, Киргизия уже приостановила строительство Камбаратинской ГЭС в силу ряда причин, в том числе из-за торможения Россией заключенных ранее договоренностей. Надо признать, что для Москвы этот проект не имел никакого экономического интереса, только политический – влияние на Бишкек. Хотя он же мог поссорить Россию с Узбекистаном и вызвать определенное недовольство Казахстана… Впрочем, это уже неважно: проект Камбараты закрыт.
В Таджикистане ситуация еще хуже. Проект Рогунской ГЭС с самого начала не был просчитан в плане дальнейшей продажи электроэнергии. Хотели делать это через Афганистан в Пакистан и Индию, но Афганистан уже отказался участвовать как потребитель, поскольку это тормозит развитие его собственной гидроэнергетики. Пакистан и Индия пока еще заинтересованы в нем, но им нужно регулярное потребление, а Рогунская и Камбаратинская ГЭС могут удовлетворять их потребности преимущественно в летний период.
Но самое страшное – это то, что таджикское руководство за много лет сумело из Рогунской ГЭС сделать национальную идею. На базе этого проекта было создано акционерное общество и на протяжении нескольких лет граждан страны заставляли покупать его акции, в том числе студентов на их стипендии и пенсионеров на их пенсии. А сейчас власти в полном тупике: как сказать людям, что они ошиблись и что это была идея фикс? Ведь это мгновенно вызовет мощный взрыв. Ситуация в стране, как я уже говорил, и без того натянута как струна.
Тут еще важно то, какой будет позиция нового руководства Узбекистана? Астана в этих вопросах всегда занимала неконфликтную позицию, а вот Ташкент был достаточно жестким. Как-то, будучи в Астане, покойный Ислам Каримов даже бросил фразу о том, что это может привести к войнам в регионе. Ее, конечно, по-разному анонсировали, но в реальности это действительно так. Водно-энергетическая проблема не решена, и она влечет за собой множество других проблем для стран ЦА.
Правильно ли ведет себя Казахстан?
– А как вы в целом оцениваете внешнеполитическую стратегию Казахстана? Каким боком нам могут выйти стремление выступить посредником в международных конфликтах и тесная дружба с Россией, которая успела испортить отношения и с США, и с Европой?
– Действительно, в последние годы Россия совершает действия по своему возвращению в ряд глобальных игроков, причем происходит это достаточно конфликтно. Но здесь не стоит усматривать только субъективные причины, к примеру, имперские амбиции Путина. Во-первых, Россия со своими масштабами просто не может жить в другом статусе. А, во-вторых, соответствующую тактику диктует глобальная конкуренция, развернувшаяся в мире. Надо понимать, что количество ресурсов не увеличивается, поэтому каждая страна действует эгоистически, пытаясь удержать в своих руках контроль за ними. Это и есть, на мой взгляд, первопричина того глобального конфликта, который мы сегодня наблюдаем.
К тому же надвигается еще одна глобальная проблема, связанная со взаимоотношениями западного мира с Китаем. Поднебесная стремительно растет, причем во всех планах: демографическом, экономическом, политическом, военном. И, на мой взгляд, Казахстан и Россия, являясь союзниками, выбрали совершенно правильную стратегию в отношении КНР. Она выстраивается с учетом китайского глобализма, но при соблюдении собственных интересов. Это что касается политической сферы.
В экономическом плане все гораздо сложнее. Что скрывать, в нашем регионе только одна из пяти стран, Узбекистан, пока еще в малой степени завязана с китайской экономикой, но и там сдаются, потихоньку принимая китайские инвестиции и открывая рыночные схемы. Таджикистан, Кыргызстан, Туркменистан со своей газовой зависимостью уже являются полноценными китайскими сателлитами. Что касается Казахстана, то у него непростые отношения с КНР, но не до такой степени все плохо… Увы, это объективное давление, и никуда от него не денешься. Это как снег, дождь, ветер…
Достаточно правильную позицию с точки зрения национальных интересов Казахстан занял и в конфликте между США и Россией. Во-первых, страна никак не нарушает своих союзнических обязательств перед РФ. Во-вторых, избегает разногласий с западными странами, причем во многом за счет присутствия на своей территории крупных американских нефтяных компаний, которые по понятным причинам не заинтересованы в обострении отношений. В-третьих, неплохая казахстанская дипломатия, а именно попытки выступать посредником в международных конфликтах. Возможно, они не всегда удачны, но, по крайней мере, они демонстрируют намерения Астаны, а это очень позитивно воспринимается мировым сообществом. Впрочем, для самого Казахстана успешность таких переговоров, думаю, вторична. К примеру, от того, что войну в Сирии таким путем не удается остановить, страна никак не страдает. Это происходит далеко от нее, потому мало чем грозит. Зато такая позиция позволяет Казахстану не вступать в конфликты с теми же США, Турцией и другими в качестве союзника России. И это огромный плюс.