Одно время в Сети муссировалась тема «Астана – масонская столица». Все это оставило забавное впечатление. Иногда кажется, что архитекторы умышленно создавали простор для конспирологической фантазии, оставляя «масонский след» на карте нашей столицы. Семь лет назад была на экскурсии в «Пирамиде», гид показывала наброски Норманна Фостера, на которых зачем-то архитектор пририсовал витрувианского человека. А еще она рассказывала о том, что в основании «Пирамиды» заложено сколько-то тысяч роликов для устойчивости сооружения (напомню, что пирамида – самая устойчивая геометрическая фигура, а уж если треть ее высоты находится под землей, то…). Но интереснее не такие нарочитые «следы», а то, как задумки архитекторов вплетаются в мифологическую картину мира казахов…
В Алматы есть горы, а в Астане… Если для алматинцев город делится на верх и низ, то у астанинцев есть правый берег и левый берег. Или правильнее с заглавной буквы: Левый берег и Правый берег? И кажется, эти берега для большинства важнее, чем сама река. А ведь именно река, по-казахски называемая Есіл, а по-русски Ишим, структурирует не только Астану, но и сознание горожан.
Причем казахское и русское названия мало связаны между собой. Согласно русской Википедии, Ишим получил свое название от имени сына сибирского хана Кучума Ишима, который утонул в реке, названной позднее в его честь. Рождение, бурная жизнь и смерть джучида Кучума (Көшім) тесно связаны с казахской землей, с Аркой, с берегами Иртыша и Ишима. Убит он был, по одной из версий, в Коргалжыне. Надо отметить, что имя Ишим (Есім) носил не только малоизвестный сын Кучума, но и знаменитый казахский хан Еңсегей бойлы ер Есім, а также другие Чингисиды.
Казахское название протекающей в Астане реки – Есіл − странное. «Есіл» − это междометие, близкое по значению к «қайран», «шіркін» и означает нечто дорогое, ценное, прекрасное, но потерянное, о чем говорящий страшно сожалеет: «есіл ер», «есіл ел» и т. д. А еще есть поговорка: «Ер өліп, Есіл теріс аққанда, сенікі не қайғы?» – «Когда герои погибли, а Есиль потек вспять, что за горе у тебя?». Так одергивают человека, который с какими-то мелкими личными проблемами носится в трудную годину народных испытаний.
Эта поговорка, как оказывается, опирается на интересное природное явление. Гуляя по есильской набережной, иногда не можешь понять, в какую сторону течет степная река. Взгляните на видео.
Создается впечатление, что вода в реке течет справа налево. Но из уроков географии мы помним, что правый и левый берег реки определяются следующим образом: человек стоит по течению, лицом к устью, по правую руку от него правый берег, а по левую – левый. То есть вода в Есиле течет, условно говоря, от Ақ Орды в сторону Центрального парка. Но из-за знаменитых акмолинских ветров часто создается противоположное впечатление.
Вероятно, не только поговорка, но и казахское название реки связано с этим природным явлением. Ведь еще одно значение слова «есіл» − «летящий, развевающийся на ветру, заворачивающийся назад под действием ветра».
Есиль/Ишим, как и многие реки Евразии, имеет более высокий и крутой правый берег. Связано это с вращением Земли, из-за которого куда бы ни текла река в Северном полушарии, именно правый берег постоянно подмывается.
Акмолинская крепость, а затем и город строились на высоком правом берегу, в доастанинский период на левом – низком, заболоченном – берегу находились в основном дачи. Кстати, и Ақ мола – Светлая могила находится на левобережье. И здесь география пересекается с мифологией.
Река в мифологической модели – это граница между мирами − этим и тем, миром живых и миром мертвых. Правый, высокий, восточный берег в мифологии – это мир живых, а левый, низкий, западный – мир мертвых. С одной поправкой. Это не просто мир мертвых, это мир умерших, ушедших в мир иной предков.
Насколько эта поправка важна, я поняла в один из первых своих визитов в Астану. Приехавший из России участник научной конференции во время экскурсии по городу начал расспрашивать меня о смысле названий: Байтерек, Ақ Орда, Караоткель. Я, в частности, объяснила ему, что казахское историческое название местности, где находится центр Астаны, Қараөткел, связано по легенде с именем батыра Богенбая.
В народе рассказывают, что, когда Богенбай был еще подростком, казахи потерпели очередное поражение в казахско-джунгарских войнах. Тысячи женщин, детей, стариков, бежавших от джунгар, достигли Есиля. Дело было весной, река вздулась от талых вод, по ней шел лед. Люди стояли, не решаясь броситься в бурные воды. Сзади приближались калмыки.
Стоявший рядом с 13-летним подростком старик протянул будущему батыру надутый кожаный бурдюк и сказал: «Моя жизнь подошла к концу, а твоя только начинается. Отомсти за нас». Богенбай все не решался взять бурдюк, лишить старца последнего средства спасения жизни, и тогда аксакал сунул бурдюк в руки подростку, столкнул его в воду, а сам повернулся к врагам, чтобы принять последний бой. Богенбай переплыл реку, уворачиваясь от льдин. Он видел, как гибнут в воде женщины и дети. Выбравшись на противоположный берег, видел расправу врага над побежденными, обреченную попытку женщин и стариков защитить детей.
С тех пор эта местность называлась у казахов «Қанды өткел» − «Кровавая переправа». Потом это название поменялось на «Қара өткел» − «Черная (траурная) переправа». А Богенбай всю свою жизнь шел в бой не с аргынским боевым кличем «Ақжол!», а с собственным – «Қараөткел!». Он объяснял это тем, что каждый раз при виде джунгар вспоминает побоище на берегу Есиля.
Эту легенду я слышала от писателя и кюйши Таласбека Асемкулова, создавшего кюй с названием «Қара өткел», и рассказала ее россиянину. Он неприятно удивился: разве можно в таком месте основывать столицу, давать такое траурное название микрорайону, улице? А я удивилась его удивлению, ведь для казаха очевидно, что духи погибших предков оберегают своих потомков, желают им лишь добра. Недаром в казахских сказках и эпосах главный герой отправляется в нижний мир, в страну предков, чтобы получить благословение, найти невесту, обрести богатство и славу. А еще в казахских сказках где-то там, на берегу реки, Тазша-бала пасет коров – души человеческие.
И на эту мифологическую модель мира архитекторы – осознанно или неосознанно – наложили генплан с «осью города» − линией, на которой находятся Байтерек, Ақ Орда, «Пирамида», монумент Қазақ елі и другие знаковые объекты. Эта ось протянулась почти точно с востока на запад. Так же, как когда-то кочевники ставили свое жилище (юрту) дверью на восток. Мифологическая пара «мир людей/мир предков» подчеркивается тем, что на правом берегу, в восточной точке начала оси, установлен монумент Қазақ елі, а на левом − акцент сделан на теме Мәңгілік ел (улица, арка). Ведь люди живут во времени, в истории, а вечное – это то, что вне потока времени.
Тема оси дублируется объектами, расположенными на ней. Байтерек − это один из образов Мировой оси − Мировое древо, которое растет в центре мира на Мировой горе и связывает три мира: нижний, средний и верхний. Корни Байтерека − в нижнем мире. Пирамида – еще один символ Мировой оси. Экономист Жардем Курмангазиев, опираясь на работы мифолога Серикбола Кондыбая и семиотика Алибека Кажгалиулы, в свое время написал две статьи о том, что пирамида – это образ Мировой горы.
Жилище, дом, в том числе и юрта-орда – это модель мира. Вообще, тема Белого дома интересно раскрывается в тюркской мифологии и истории. Покойный историк Юрий Зуев рассматривал исторический термин «ақүйлілер» − «белодомовые». А еще мифолог Серикбол Кондыбай реконструировал образ «страны за ветрами и снегом», страны, в которой живут сверхъестественные существа, такие как Самрук. Как тут не вспомнить ветры Астаны, которые удивляют не только южан, но и северян (говорят, в прежние времена казахи использовали эти места только как жайлау, а на зиму откочевывали отсюда).
Мне, как мифологу, жаль, что постепенно Астана утрачивает некоторые мифологические элементы: скульптуры на мостах, композицию из крылатых лошадей «пырақ» и грифонов в парке Жерұйық. ИМХО, можно было бы сделать это фишкой столицы, развивать мифологическую тему, устраивать познавательные квесты на открытой местности, особенно по «оси города».
