События в #Казахстан’е актуализировали тему нетрадиционных для региона исламских течений и их возможную связь с идеями экстремизма. К этой теме можно притянуть и отставку депутата Бекболата Тлеухана, связанного с силовиками и элитариями страны узами общего бизнеса, который может быть скреплен и цементом религиозных воззрений
Сложно заподозрить казахстанских политиков и бизнесменов в искренней вере в идеи исламских шейхов-саудитов. Ведь главная религия тут – выгода. Однако исторически и географически именно «салафитский джихад» стал идейной базой для экстремизма. В случае Казахстана налицо «элитарность» вероучения, что и может быть привлекательной чертой для неофитов от политики, чиновничества и бизнеса.
После долгих лет мусульманского ренессанса во многих бывших советских республиках сложилась картинка сегрегации: ханафитский мазхаб для вывески в качестве «цивилизованного» инструмента светского государства – с одной стороны. C другой стороны – «элитный» салафизм для манипулирования в скрытом режиме, а так же некоторые из суннитских и шиитских вероучений, в том числе и тот же салафизм и ваххабизм – для вербовки душ низовой аудитории. Очевидно, что в качестве «элитного» суррогата практикуется не описанная в литературе форма ритуализации, а «другая». Поэтому не критичны бритые лица, длинные штаны и руки ниже пупка во время молитвы. А уж стяжательство и разные злоупотребления – и подавно.
И, несмотря на сугубый практицизм, нельзя исключать возможности «близких контактов» и общих интересов у салафитов-манипуляторов и «салафитов-джихадистов».
Не экстремисты, а экстрим-шоу
В Казахстане салафизм связывают, наряду с «тихими приверженцами» из широкого круга жителей страны, с несколькими персонами из высшего руководства. Однако, как уже было сказано, это сугубое сектантство – суррогат, замешанный на пресловутой схеме «патрон-клиентских» отношений. Взаимодействий, исходящих из системы личной заинтересованности в функционировании сети властной неформальной структуры. В эту систему вписывается и низовая функция криминальных рекрутов из спортивной среды. Есть и экзотика в виде семейного «стартапа» родственников Тлеухана – незарегистрированной партии «Халыққа адал қызмет» («ХАК»).
В целом же такое сектантство не является прямой угрозой государству, пока оно встроено в схему патроната высшего руководства. А вот как только появляется угроза верхушке, структура может быть задействована для защиты ее интересов. Похоже, подобное могло случиться в январе 2022 года. Только при этом реализовались возможности не секты, а привлекались ресурсы двух или трех группировок.
С одной стороны, готовилась почва для недовольства и протеста. С другой – протестный ресурс как таковой. С третьей – обеспечение пассивной реакции со стороны силовиков. С четвертой – подготовка сценария террора. Схема была продумана по неклассическому формату. Акиматы захватывались не для установления собственной альтернативной власти, а для демотивирующего эффекта. В целом действия имели под собой цель диктата своих условий и, возможно, нанесения репутационного урона второму президенту страны. Это не был захват власти, а омерзительное реалити-шоу.
Есть «спящие», есть и опасные «спящие»
Вернемся к сектантству, затаившемуся в глубине страны. Как таковых последователей «чистого ислама» к этой категории относить не стоит, поскольку настоящие салафиты в большинстве своем не ориентированы на пресловутый «джихад». Их основная деструктивная особенность – дистанцирование от проблем, навязанных государством, и умение самоорганизовываться.
Салафитам обычно противопоставляют суфийские ячейки, идеи которых со стороны можно рассматривать как эзотерический ислам.
По многим странам мира распространилось и влияние дааватистов, приверженцев «Таблиги Джамаат»*. И если в основном страны ШОС и ОДКБ запретили деятельность этой структуры, то в Кыргызстане это вполне законная организация, занимающаяся благотворительностью. Считается, что ее безопасность для государства в том, что она не ставит перед собой задачу построения халифата. В Казахстане приверженцев дааватизма сажают за пропаганду. Не исключено, что на них могут свалить вину за январские события.
Вообще же, судя по тому, что Перечень зарубежных организаций, запрещенных в РК, не пополнялся уже три года, то ли эти структуры забыли о существовании Казахстана, то ли всех переловили.
Отметим, что последней организацией, запрещенной в стране, стала «Йакын Инкар»*, не так давно, по предположениям экспертов, отколовшаяся от «Таблиги Джамаат». Судя по всему, ее деструктивность заключается в дистанцировании от государства, вплоть до его отрицания. Приверженцев этого вероучения также задерживают в Казахстане.
Если говорить откровенно, то основная масса организаций из «перечня» – эдакая перестраховка. Если где-то запретили – то и мы должны. Ведь они не признают государство. Примерно, как и с салафитами. Вполне мирное вероучение, но в руках политиков-ваххабитов – сила. Так что и тут есть риск какой-то радикализации, в зависимости от верхушки секты.
Другое дело обстоит с «Ат-такфир-уаль-хиджра»*. Ее идеология уже близка к построению халифата и террору. Однако после рейдов КНБ в 2016 году больше о ней в Казахстане не было слышно. Возможно, часть из них местах заключения, а часть – на свободе, в РК или покинули страну.
А «Джунд-аль-Халифат»* (Солдаты Халифата) вообще активно проявила себя именно в Казахстане, ее приверженцев называют инициаторами терактов в Атырау в октябре 2011 года, а также в Алматы и Таразе.
Боевой ресурс
Сложно говорить о количестве казахстанцев, получивших опыт проживания в «горячих точках» и боевой опыт. Предположительно, это не менее 500 человек. Странно, но все источники приводят данные не первой свежести – 2015 год. Тем не менее, на тот период уровень радикализации в странах региона оценивался как очень низкий – несколько тысяч на 66 млн. человек.
В 2018 году общественным фондом «Гражданская инициатива интернет-политики» и организацией The SecDev Group было проведено исследование, посвященное экстремизму в центральноазиатских республиках. В частности, волонтеры the SecDev Group, изучив материалы в соцсетях, выявили наиболее активные группировки, занимающиеся агитацией на нашу аудиторию. Это примерный круг организаций, рекрутирующих в том числе и казахстанцев.
На первом месте «Хайят Тахрир аль-Шам» (ХТШ, ранее «Джабхат ан-Нусра»)*, какое-то время считалась филиалом «Аль-Каиды»* в Сирии. В ее рядах большая часть – сирийские граждане, а также иностранные боевики из арабских стран, несколько западных граждан и русскоязычные боевики из Северного Кавказа и Центральной Азии. Большинство боевиков из стран Центральной Азии, аффилированные с группировкой, являются членами «Катибат аль-Таухид валь-Джихад»*. ХТШ использует все возможные платформы соцсетей для передачи информации и вербовки. В конце октября у их канала в Телеграм было более 53 тыс. подписчиков. Ведут агитацию на арабском, русском и узбекском.
Родственная ХТШ «Таухид ва Джихад Катибаси»* (ТДК), также известная как «Катибат аль-Таухид валь-Джихад» (КТД), возглавляется этническим узбеком из Ошской области Кыргызстана Абу Салохом, талантливым оратором. Методы работы с аудиторией аналогичны, но группировка старается охватить и таджикоязычных людей.
Следующие структуры работают не так «в лоб», поэтому их активность в сетях ниже.
«Катибат Имам Бухори»* (КИБ) – самая крупная узбекская воинствующая группировка в Сирии. Созданная в 2014 году группировка стала важным игроком в северной части Сирии. Вторая группировка КИБ ориентирована на Афганистан и после захвата власти талибами могла войти с ними в альянс.
«Союз исламского джихада»* (СИД) – группировка, отколовшаяся от «Исламского движения Узбекистана»*, сформирована в начале 2000-х годов, имеет своей целью свержение правительства Узбекистана. Также близка к талибам.
«Малхама Тактикал»* (МТ) – уникальная организация среди военных группировок с участием граждан Центральной Азии и среди боевых группировок в целом. МТ – это частная военная компания, предлагающая обучение для других боевых группировок в Сирии. Основной клиент МТ – ХТШ. Почти весь состав МТ состоит из боевиков из бывших стран Советского Союза. Основной канал МТ в социальных медиа – Twitter-аккаунт ее лидера, Абу Салман аль-Беларуси, который регулярно размещает посты на английском, русском и турецком языках.
«Хизб ут-Тахрир»* (ХуТ) – транснациональная организация, приверженная идее возрождения так называемого второго Халифата. Она формально отрицает насильственный экстремизм, утверждая, что свои цели реализует только политическими методами. Среди экспертов или международного сообщества нет консенсуса о том, что ХуТ является экстремистской организацией. Несмотря на то, что Соединенные Штаты считают ХуТ ненасильственной группировкой, в Центральной Азии и России она считается террористической организацией. Все материалы переводятся с арабского языка на русский, таджикский, узбекский и кыргызский и активно распространяются посредством многочисленных учетных записей в социальных сетях и на отдельных интернет-ресурсах. В дополнение к своему официальному веб-сайту ХуТ выпускает ряд специализированных журналов и газет, содержащих идеологическую пропаганду.
«Исламское государство – Центр»* (ИГ), была учреждена как самостоятельная организация в начале 2013 года ее лидером Абу Бакр аль-Багдади.
«Исламское государство – Вилаят Хорасан» (ИГВХ)*, также известная как «Исламское государство провинции Хорасан» (ИГПХ), является филиалом «Исламского государства»* в ЦА. Группировка заявляет о требованиях по созданию эмирата, простирающегося на территориях Ирана, трех центральноазиатских республик, Афганистана, Пакистана и на части территорий Кашмира и Синьцзяня.
Филиал, главным образом, активен в Афганистане, где в 2018 году сражался с правительственными силами и талибами. Группировка также присутствует на северо-западных племенных территориях Пакистана. Согласно неподтвержденным отчетам, ИГВХ осуществляет деятельность на границе Туркменистана и Таджикистана с Афганистаном. В 2018 году, возможно, организация не занималась активным рекрутингом, но сейчас ситуация могла поменяться.
«Исламская партия Туркестана» (ИПТ)*, основанная в 1989 году китайским уйгуром по имени Зияуддин Юсуф, преследует цель создания независимого исламского государства по праву шариата в провинции Синьцзян, которое группировка называет «Восточный Туркестан». Первоначально ИПТ появилась в Сирии в середине 2012 года. Она выросла количественно за последующие два года и в настоящее время, по разным оценкам, имеет от 2 500 до 3 000 бойцов в Сирии, большая часть которых китайские уйгуры.
«Лива аль-Мухаджирин валь-Ансар»* (ЛМА), иногда называемая «Джаиш аль-Мухариджин валь-Ансар» (ДМА) – русскоязычная иностранная джихадская группировка, активная в Сирии. Она была основана летом 2012 года под руководством чеченских боевиков. Активно ведется антироссийская пропаганда, также выпускаются материалы, в которых описываются преступления США, Израиля, Саудовской Аравии и Ирана.
В свою очередь, авторы работы «Джихадизм в Центральной Азии» (2017 год) Алиса Файнберг и Эйтан Азани пишут: «Казахстан выглядит самой процветающей и стабильной страной в регионе и до 2011 года не сталкивался с какими-либо серьезными угрозами со стороны радикальных исламских группировок. По иронии судьбы именно казахстанские боевики присоединились к ИГИЛ самыми первыми из Средней Азии и стали лицами джихадистской пропаганды. К 2015 году из Казахстана в Сирию уехало около 400 боевиков, по имеющимся данным, 150 из них – женщины и около 50 детей, что подтверждает масштабы семейного джихада. Сегодня в Казахстане есть два основных очага вербовки джихадистов, расположенные на юге и западе».
Также в работе отмечается, что основными местами вербовки являются мечети и местные религиозные общины, а основными вербовщиками являются местные представители группы Таблиги Джамаат*. Однако в последнее время сильные позиции в сфере найма занял Интернет.
Авторы пишут: «…в Казахстане существует феномен клановости, который представляется чрезвычайно важным для казахстанского общества и может способствовать росту религиозного экстремизма в случае, если переход власти от первого президента Казахстана будет сопровождаются серьезными межклановыми конфликтами. Наконец, необходимо отметить тенденцию криминализации местных радикальных исламистов или, наоборот, исламскую радикализацию рядовых бандитов. Это особенно очевидно на примере Западного Казахстана, который также влияет на рост числа и угроз, исходящих от местных джихадистов».
Что характерно, «солдаты ислама» из Казахстана умеют устраиваться и на чужой территории. Так, один из чеченцев, воевавших на стороне ИГИЛ в 2014-2015 годах, утверждал, что казахстанский джамаат (о нем почти ничего не известно) управлял нефтяными месторождениями аш-Шаддади в Сирии, что может свидетельствовать о высоком ранге этой группировки. Кроме того, казахстанские руководители боевиков и в зоне боевых действий разводили свои порядке: их уличали в коррупции, утаивании средств и стремлении отправить на боевые операции не соплеменников и не земляков.
* террористические/ экстремистские организации и группировки
Источник: ia-centr.ru
