Отшумели страсти вокруг 100-летия Великой Октябрьской социалистической революции, или Великой русской революции, или просто октябрьского переворота – кому как угодно. В эти дни было очень много написанного и еще больше сказанного. Российское телевидение показало аж два новых художественных сериала о революции, а точнее, о ее «демонах». Последние в этих киноподелках (назвать их иначе трудно) выглядели настоящими гадами. А как же иначе?
Размытая картинка
Ну, да черт с ними. Мы о другом. Наблюдая за всей этой вербальной свистопляской, поневоле задумываешься: когда-нибудь кому-нибудь захочется хоть на йоту приблизиться к истинному пониманию картины случившегося сто лет назад? И задаемся мы этим вопросом неспроста. Дело в том, что в освещении событий 1917 года по-прежнему преобладает мифология, которой намного больше, чем исторической правды. Невольно вспоминается сентенция безвременно ушедшего в мир иной сатирика Михаила Задорнова: «Я больше верю легендам и мифам, чем официальной истории. Легенда всегда преувеличивает, но никогда не врет, а история меняется каждый раз со сменой власти». Если применить ее к Октябрю 1917 года, то попадание будет стопроцентным.
Но одно несомненно: даже по истечении целого столетия те события никого не оставляют равнодушными. Ни правых, ни левых, ни националистов, ни интернационалистов, ни консерваторов, ни либералов… Во всем этом хоре, как обычно, почти не слышны голоса тех, кто пытается осмыслить случившееся в 1917-м хотя бы спокойно (о непредвзятости мы даже не заикаемся), хотя бы чуточку основываясь на исторических фактах и анализе причинно-следственных связей. Увы, такой подход по-прежнему не в чести. И поскольку сама по себе революция есть крайняя форма проявления классовой нетерпимости, то и в ее оценках очень много крайностей. И, видимо, иначе будет очень даже нескоро.
Изменившая весь мир
Наблюдать все это было крайне прискорбно по многим причинам. Ведь, как ни крути, а Октябрьская революция по своим прямым последствиям и своему влиянию на ход мировой истории превзошла все другие.
Во-первых, она в корне изменила существовавший ранее геополитический расклад. Уже одно появление на международной арене крупного государства, основанного на диаметрально иных, чем было до этого, принципах политической и социальной организации, коренным образом трансформировало картину мироздания. И именно это обстоятельство вызвало серьезнейшую эволюцию политической и социальной природы всех ведущих стран мира. Например, то же «государство всеобщего благоденствия» есть прямое следствие событий 1917 года. Это честно и открыто признавали даже самые ярые апологеты философии рыночной экономики и свободной конкуренции.
Во-вторых, Октябрьская революция дала мощный толчок росту национального самосознания угнетенных народов Азии, а потом и Африки. К ее опыту и практике апеллировали практически все лидеры национально-освободительных движений ХХ века. Правда, большинство из тех, кто решил слепо копировать советский опыт, потерпели фиаско, но это уже другая история. Впрочем, в этом же ряду есть один исключительный пример — возникновение государства Израиль. И хотя об этом сегодня говорят нехотя и негромко, но вряд ли кто-то станет отрицать роль «отца всех народов» в процессах, которые непосредственно предшествовали появлению на карте мира страны под таким названием. При всех его политических и иных талантах за ним стояла мощь Советского Союза, только что сломавшего хребет фашисткой гидре, от ужасов деяний которой евреи всего мира бежали на Ближний Восток, решив во чтобы то ни стало возродить свою государственность…
Это уже сегодня, задним умом, многие стали провидцами, утверждающими, что крах великого социалистического эксперимента был вполне прогнозируемым, а значит, и закономерным. Однако стоит напомнить таким, с позволения сказать, оракулам, что на протяжении практически всей первой половины ХХ века Советский Союз был окутан ореолом притягательности и служил путеводной звездой не для одного поколения политических романтиков. Взять хотя бы теоретическое и идеологическое наследие одного из «демонов» революции Льва Троцкого. В силу понятных причин оно было быстро предано забвению в самой цитадели мирового коммунизма, но на Западе очень долго сохраняло свою энергетическую притягательность. Например, как тут не вспомнить левацкие бунты, которые сотрясали страны Европы на исходе 1960-х годов, и их последующие «отрыжки»? Из конкретных персонажей на ум сразу приходит печальной памяти Карлос Рамирес Ильич, в поисках которого сбились с ног многие спецслужбы мира.
От великого до смешного…
В эти дни было даже как-то смешно слушать и читать досужие рассуждения отдельных «экспертов», преподносивших ту революцию как дикую и нелепую случайность. Дескать, организовала ее кучка циничных и властолюбивых авантюристов, да и то лишь благодаря германским деньгам. Наверное, этим псевдоаналитикам представляется, что тем самым они опускают великое (по масштабам последствий) событие до уровня банального исторического недоразумения. А на самом деле это больше смахивает на туповатое глумление над историей одного из крупнейших государств мира.
Да, возможно, Российская империя была не самой передовой страной. Да, далеко не все в ее внутреннем устройстве могло служить примером для остальных. Но при всем при этом она имела серьезный международный вес и играла важную роль в тогдашнем геополитическом раскладе. И представлять дело так, будто ее судьбу решила группа каких-то не совсем адекватных товарищей, могут только абсолютно невежественные люди.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: ни одна более или менее значимая социальная революция не может свершиться, если для этого нет глубоких внутренних предпосылок. И при отсутствии оных никакие внешние факторы не могут оказаться решающими. Да, катализировать процесс (как это в некоторой степени и случилось в России) они способны, но не более того. Поэтому все эти многолетние рассуждения о так называемом «германском следе», точнее, о деньгах Парвуса, отдают откровенным лукавством. Тем более что никто и ни разу не удосужился представить внятные доказательства наличия такого следа. Серьезные ученые-историки многократно указывали на это обстоятельство, но тем не менее миф продолжает жить и здравствовать. И, скорее всего, не скоро умрет.
Революции и двойные стандарты
После развала СССР стало модным много и смачно рассуждать о кровавой природе революции. Что было, то было – и ужасы братоубийственной гражданской войны, и массовый голод, и репрессии… Но кто-нибудь сможет привести хотя бы один пример бескровной социальной революции такого масштаба? Вряд ли.
Разве, например, пламенный трибун Великой Французской революции Сен-Жюст выглядит гуманистом по сравнению с тем же Троцким? Это же ему приписывают следующую фразу: «Судно Революции не может прийти в порт, не окрасив воды в крови». А чего стоят его слова о том, что «нация может создать себя только с помощью горы трупов»? Но тогда почему Троцкий преподносится как исчадие ада, а по отношению к его французскому предтече старушка Клио оказалась более снисходительной? Думается, в ответе на этот вопрос и кроются глубинные причины столь разительных отличий в оценке Французской революции 18-го века и Русской революции века 20-го.
Да, крушение французского абсолютизма заложило основы демократических перемен и свободного рынка, на которых потом начался расцвет западных обществ. Итоговый же результат российской (или русской) революции в большевистском варианте стал символом деспотии и тирании в ее самых мерзких формах. Но мало попытался ответить на вопрос: а почему случилось именно так, а не иначе? Ведь изначально все ее лозунги вполне соответствовали самым насущным требованиям политического момента, отвечали интересам широких народных масс.
Во-первых, необходимо акцентировать внимание на таком важном факторе, как культурный уровень нации. Кстати, на это как на важнейшее условие всякой социальной революции всегда указывал основоположник марксизма — Карл Маркс. Это потом данное положение подверг коренной ревизии его рыжебородый российский последователь, вошедший в историю под псевдонимом Ленин. Переживавшая экономический бум Россия, ведомая стальной десницей премьера-реформатора Столыпина, в культурном отношении продолжала оставаться довольно отсталым обществом, в массовом сознании которого продолжали доминировать архаика, граничащая порой с дикостью.
Если послушать некоторых сегодняшних историков и псевдоисториков, рисующих этакий лубочный образ России начала ХХ века, то получится довольно парадоксальная картина: страна процветала, никаких проблем не было, а тут, бац, и случился некий конфуз, имя которому «рЭволюция». А отсюда все последующие поиски темных сил, устроивших эту самую революционную вакханалию. Однако такая постановка вопроса очень далека от истины и больше смахивает на некий сеанс садомазохизма, когда унижается история огромной страны и ее не самого ординарного народа. Причем унижение это какое-то самопроизвольное.
Во-вторых, даже самые патриотично настроенные российские историки признают, насколько потрясающе быстро, практически молниеносно (за какие-то три дня) пало самодержавие. И никто, подчеркиваем, никто не то чтобы не вышел на улицы (видимо, не нашлось аналога современной Поклонской), а даже не заикнулся, что это вроде как неправильно и что так быть не должно. Кстати, тут напрашивается невольная историческая параллель. Когда в декабре 1991 года известная троица подписала Беловежские соглашения, означавшие ликвидацию СССР, подавляющее большинство населения (то бишь народа) даже не чихнуло. При всей условности сравнений полагаем, что причинно-следственные связи, породившие такую явную аполитичность, а, если еще точнее, всеобщую апатию, вполне сопоставимы. Просто всем все НАДОЕЛО. В первом случае — царь-батюшка, а во втором — коммунистическая партия и все, что с ней ассоциировалось.
Для лучшего понимания исторической обреченности самодержавия рекомендуем сомневающимся прочитать материалы о роли некоторых представителей тогдашнего российского генералитета в организации отречения царя. Думается, многие вопросы отпадут сами собой. Потому что речь идет о представителях высшей военной касты. Да что там генералы, если даже самая верная, казалось бы, опора монархии — православное духовенство — как воды в рот набрала. Неужто не предчувствовала, каких бесов тем самым выпускают на волю?..
Сегодня модно рассуждать о том, что на момент Октября 1917 года Ленина и его соратников никто всерьез не воспринимал. Недооценили, мол, — и вот результат. Отнеслись бы серьезнее, глядишь, и пошла бы история совсем другим путем. Но, если быть объективными, то едва ли неожиданный политический успех Ленина и компании можно охарактеризовать как случайный. Помимо всего прочего, политический и организационный гений будущего вождя мирового пролетариата проявился в том, что он сумел тонко и расчетливо сыграть на извечной тяге русского человека к социальной справедливости. А что может быть справедливее лозунгов «Миру — мир!», «Фабрики — рабочим!», «Землю — крестьянам!». Украл, говорите, лозунги у оппонентов? Ответим другой сентенцией, которой придерживались политики всех времен и народов: «Цель оправдывает средства».
Октябрь и Казахстан
Ну, а теперь самая грустная тема — Октябрь и Казахстан. Почему грустная? Да потому что за все прошедшие годы на эту тему было сказано и написано много, а подлинная картина так и осталась скрытой где-то в загашниках истории и закоулках человеческой памяти. Настолько все выглядит заидеологизированным и оттого невнятным. Попытаемся обосновать такое видение проблемы.
Первое. По этому вопросу имеется обширнейшая советская историография. Она объемна и изобилует множеством фактов и имен. На это изобилие по понятным причинам девальвируется черно-белой палитрой идеологии того времени. И потому требуется огромный и кропотливый труд по отделению зерен от плевел. Но на такой концептуальный подход никто из казахстанских историков так и не решился. Да и не дело это одиночек. Тут требуется политическая воля на очень высоком уровне. А до этого там, видимо, руки не доходят.
Второе. Нельзя сказать, что не было попыток хоть как-то переосмыслить опыт и практику русской революции применительно к Казахстану. Однако в подавляющем большинстве случаев от них отдавало и продолжает отдавать однобокостью. Проще говоря, все, что раньше было со знаком «плюс», теперь оценивается в исключительно отрицательной тональности. Но такая идеологическая эквилибристика ничего общего с научным подходом, конечно же, не имеет.
Третье. Все стихийные усилия по переоценке истории казахской государственности и многочисленные вульгарные «труды» ее новоявленных «трактователей» имеют весьма опосредованное отношение к советскому периоду. Вследствие этого складывается ощущение, что данный отрезок жизни казахского народа либо неинтересен, либо его базовые моменты сознательно игнорируются. И поскольку первое вряд ли допустимо, то можно сделать вывод, что исследование упомянутого периода нашей истории находится под негласным табу. Одним словом, проекция Октябрьской революции на Казахстан остается неосвоенной целиной, которую, видимо, придется «вспахивать» уже следующим поколениям ученых-историков.
Когда это произойдет и что из этого получится, ведомо только небесам…
