Жена губернатора Ирина Текслер — о Челябинске, общественной работе и личной жизни
Супруга губернатора Челябинской области Ирина Текслер всегда на виду и по узнаваемости едва ли не обходит своего мужа. Она создала свой фонд, вошла в органы управления еще нескольких некоммерческих организаций, участвует в открытии выставок и соревнований. И многие задаются вопросом: это просто пиар для повышения рейтинга самого губернатора или нет? А если нет, то что это? В большом интервью мы поговорили с Ириной Текслер о жизни в Челябинске, общественной работе, семье, досуге, воспитании ребенка, о том, надолго ли она здесь и почему семья не спешит обзаводиться собственной недвижимостью.
О жизни в Челябинске
— Два года жизни в Челябинске: что сегодня можете сказать о городе, привыкли ли к нему и что хотели бы изменить в нем? Не хочется ли вернуться к столичной жизни?
— Москва мне тоже не родной город. Для меня родной город — это Норильск, где я прожила больше 30 лет. Потом был Казахстан, потом Красноярск и потом только Москва, теперь Челябинск. Про «надоел» даже нечего говорить. Меня Челябинск очень зажигает внутри. Может быть, потому что меня окружают люди, которые хотят изменить этот город, и мы это делаем. У нас есть не только желание, но и возможности, люди. Я люблю Челябинск, и это знают все, кто со мной общается.
— А чем вас зажигают люди? Разве не было таких людей в том же Норильске или Казахастане?
— Конечно, такие люди были и в Норильске, для которого мы тоже сделали очень много. Просто время меняется и меняется страна, в которой мы живем, а из Норильска я уехала больше десяти лет назад. Мой Казахстан был такой: маленький промышленный город Степногорск, плюс 50 летом и минус 50 зимой. Это был сложный период.
Вообще, раньше многое принималось как незыблемое. Потом, по мере взросления, ты понимаешь, что от тебя зависит очень многое и ты можешь что-то менять, а не говорить: это плохо, а это хорошо. Опять же, если хорошо, это надо уметь сберечь, сохранить для будущего. Если нужно что-то изменить, то менять надо самому. В Челябинске я побывала первый раз в 2002 году в нашем свадебном путешествии. У нас 16 марта 2021 года было 19 лет со дня свадьбы. Для меня Челябинск тогда, и когда мы приехали в марте 2019 года, — он показался одинаковым. Нет прогресса, стагнация. Об этом говорили и сами жители. У меня есть привычка: на любом мероприятии я разговариваю с людьми и слушаю, чего они хотят, а лучше живущих здесь людей никто не знает, что нужно сделать, какие есть потребности. Поэтому — нет, в столицу не хочу, хочу работать здесь, смотреть на южноуральское небо. А оно гораздо красивее, чем небо тех городов, где я жила.
— То есть челябинская экология все же ничего по сравнению с северной?
— Вопросов к экологии в Челябинске много, как и в любом промышленном городе. Безусловно, когда приезжаешь в красивые старинные города в Центральной России, вот, например, была я в Суздале — там воздух пить можно. Там красота, столько церквей, перезвон. Сказка. Начинаешь с людьми разговаривать — кафешки маленькие держат, лапти плетут из бересты, народным промыслом занимаются, огурцы закатывают. И все. Больше там ничего нет. Промышленный город — он другой, здесь люди с другим характером, другим отношением к жизни.
Но уже за два года я вижу изменения воздуха. В Норильске всегда у заводов идут выбросы, тут выбросы реально идут с перерывами.
Природа, небо — я такого высокого неба, как здесь, не видела нигде: ни в Москве, ни в Петербурге. Как-то поздно ночью мы ехали из Миасса и выехали на такую точку, что не было видно огней городов. Я увидела в окно небо и попросила водителя остановиться. Вышла, провалилась в снег и стояла смотрела: такого звездного неба не видела никогда в жизни. Звездами было залито все. Я очень люблю здесь природу и как-то незаметно привыкла говорить слово «мы»: наши озера, наша рыба. Это наш дом уже, у ребенка тем более — у него здесь мама, папа, друзья.
— Вот вы говорите — наша область, наши озера, наша рыба. Но надолго ли вы здесь?
— Наверное, это не мне решать. Во-первых, есть понятие губернаторского срока, пока мы живем и работаем здесь. А дальше — по итогам работы — самыми строгими судьями будут люди, которые решают, доверять ли свой регион, справляется ли губернатор со своей задачей, сделал ли то, что поручили. Поэтому — решать людям.
— Нет желания приобрести здесь недвижимость, а не жить в казенных «обкомовских дачах»?
— Приобрести… Разобраться бы с тем, что есть. У меня даже мысли нет об этом. Это переезды, ремонты, плитка, затирка. Я не готова даже думать об этом. Машину предложила мужу мою продать: она стоит в Москве, теряет в цене, мне просто ее жалко. Он говорит: давай, напишут, что у тебя прибыль за этот год. Вот так и стоит машина. У нас же все как на ладони. Поэтому в фонде у меня директор Вероника Ливончик, и она решает все финансовые вопросы. Я к деньгам вообще не прикасаюсь и не имею никакого отношения. Своих доходов у меня нет. Алексей Леонидович не хочет, чтобы я где-то работала за зарплату, считает, что общественной работы достаточно. И это то, что я делать умею и получаю от этого удовольствие, приношу пользу. Без дела я сидеть не умею, сколько себя знаю — всегда работала.
— Домохозяйкой вы не были и быть не хотели бы?
— Нет, однозначно. Я так не умею и, наверное, сошла бы с ума, если бы просто сидела дома. И никогда не хотела такой жизни. Да, неделю можно дома посидеть, но не больше. Карантин ввели — это было очень сложно. Мы никуда не выходили. Плюс у меня приехала подружка с двумя детьми на каникулы. Им надо уезжать, а вводят локдаун: закрываются регион и Москва. В итоге она прожила у нас три месяца. А Алексей Леонидович очень строгий человек — никто никуда не пойдет и не поедет. Поэтому общественная деятельность — это польза и выход для меня. Иногда просто нужно свести двух человек, помочь им. Нужно развивать хорошие инициативы. Я очень не люблю, когда что-то делается, а потом убирается в стол. Все должно иметь воплощение в жизнь.
— Алексей Леонидович поддерживает ваши инициативы?
— Конечно. Я — то звено, которое связывает в том числе его с жителями. Я много смотрю и читаю комментарии, у меня большой круг общения, даже потому, что у меня есть ребенок — он ходит в школу, на тренировки, я общаюсь с другими мамами. И я рассказываю супругу, что и как происходит, что хотелось бы исправить.
— А это правда или миф: когда вы только приехали в Челябинск два года назад и пошли гулять в район краеведческого музея, то ступили в лужу на разбитом асфальте. После этого начали делать набережную.
— Этого не было. Но хорошая история, пусть она так и звучит. Я всегда говорю — я за мифы. Всегда надо придумывать какую-то хорошую историю. Про Челябинск все говорят — суровый город, суровые детские горки и так далее. Это же миф. Я хочу другой миф, хочу другой Челябинск. Хочу, чтобы гости города, ожидающие увидеть суровый Челябинск, видели совсем другой город: чистый, красивый, культурный. Мне нравится миф про набережную — попала в лужу каблучком и сказала, что надо делать. Прекрасная же история, пусть она живет.
Один из моих знакомых здесь — археолог. От него я узнала, что у нас самые древние в мире синташтинские колесницы. Отсюда вышла практически вся индоевропейская культура. И в итоге мы вместе сейчас полностью воссоздаем две колесницы и будем делать на них пробег. Я хочу показать Южный Урал как колыбель цивилизации. Вот вы говорите: чем вы занимаетесь, а мы колесо изобретаем. (Улыбается.)
Про Аркаим никто не знает за пределами Южного Урала, а должны, его нужно превратить в настоящее туристическое место, а не то, что там есть сейчас. И это все нужно делать, на все нужны деньги, причем, очевидно, не государственные деньги. Сейчас просчитываем, сколько это все будет стоить, чтобы искать под него партнера, потому что просто так денег никто не дает. Для меня это очень интересно. Для меня здесь что ни день, то открытие. Каждый город Южного Урала — это открытие.
— Вы много городов проехали?
— Кажется, да, но я смотрю на карту и понимаю, что очень мало. Мне кажется, я нигде не была, но это только начало.
— Какие места в Челябинске у вас любимые, где любите гулять, а что, напротив, не нравится?
— Наверное, в нелюбимые места меня еще не приглашали… А вообще, мне нравится Университетская набережная, где в прошлом году провели фестиваль граффити и нарисовали муралы. Мы это все делали совместно, выбирали, смотрели. И когда я там побывала, мне очень понравилось, хотя там нет какой-то исторической архитектуры.
— Но там же пока сложно гулять: широченная проезжая часть и никак не облагороженный тротуар с серым забором, благоустройства нет, как там гулять?
— Это тоже вопрос — либо к управляющей компании, либо к городу. И опять-таки, есть портал «Активный житель», где можно написать, давайте мы проведем благоустройство здесь. Запросы от людей — это очень важно. Еще я очень люблю территорию у ЮУрГУ. Там летом столько людей, поставили лавочки, архитектурные формы, это так красиво. Идешь, с людьми разговариваешь, они говорят: ну почему же раньше так не сделали. Но ведь хорошо же, что сейчас сделали.
— Говоря о проблемных вопросах города, как относитесь к спорам, которые возникают вокруг городского бора, к тому же хирургическому корпусу, против строительства которого в этом месте выступает ряд эко-активистов?
— По больнице я скажу как мама: я вообще не понимаю, о чем идет спор. У нас появилась возможность стать межрегиональным центром по развитию детского здравоохранения. Ни в Свердловской области, ни где-то еще на Урале такого нет. У нас там перинатальный центр, онкоцентр, областная детская больница и везти новорожденного ребенка, которому требуется срочная специализированная детская помощь, на другой конец города (в детскую городскую больницу № 8), отняв от мамы на второй от рождения день, чтобы оперировать… Не дай бог, если эти люди, которые выступают против, когда-то узнают, для чего нужна эта больница. На этот корпус выделены деньги, которые могут забрать. А корпус необходим там, необходима эта система переходов, потому что иногда для спасения ребенка счет идет буквально на минуты.
Об общественной работе
— Если говорить о Фонде-2020. У нас в регионе немало самых разных благотворительных и общественных организаций, зачем было создавать еще одну? И не оттянет ли фонд жены губернатора своим именем и бэкграундом часть денег спонсоров, которые могли бы вложиться в лечение больных детей, например?
— Хочу сразу подчеркнуть, что это не благотворительный фонд, а именно поддержка инициатив. Мы не забираем деньги спонсоров у тех, кому они могли бы дать, мы, напротив, привлекаем партнеров под какие-то инициативы, будь то инициатива «Искорки» или того же фонда «Кия» (Челябинская региональная благотворительная общественная организация «Служба милосердия «Кия»» — помогает семьям с детьми с ОВЗ, создана на базе медцентра «Кия»). Но я не буду говорить: дайте нам денег, а мы поможем «Искорке». Я скажу — дайте денег «Искорке», им нужно. Сейчас мы готовим проект в помощь центру «Кия» совместно с фондом «Воскресенье» актера Евгения Воскресенского — это будут благотворительные спектакли, сбор средств от которых пойдет на нужды центра. То есть мы сотрудничаем с ними и помогаем им. Больше всего ко мне приходит обращений — я как человек активный сразу оказалась в повестке города, поэтому люди обращаются со своими пожеланиями, проблемами, и чаще всего это социальные вопросы…
— Куда обращались эти люди, пока фонда не было, не было помещения?
— Просто шли за помощью ко мне, просили: Ирина Николаевна, помогите.
— Через какие каналы? Соцсети или личное общение?
— И через соцсети, и через знакомых, и через личное общение.
— Но у вас же нет соцсетей?
— Нет, у меня нет. Но комментарии в Instagram Алексея Леонидовича я читаю. В основном через личное общение, через звонки. Я много бываю не только на культурных, но и на социально значимых мероприятиях, всегда поддерживаю детей-сирот, социально незащищенные семьи. Вообще, наверное, с этого начинается знакомство с городом: какое образование здесь дается, как растет новое поколение, что оно получает и что оно получит через 10 лет.
— Вы много детских учреждений проехали и каких?
— Да, это в основном детские дома, больницы. С детскими домами у нас будет непосредственная работа. И, кстати, вы говорите, зачем фонд. Мы помогаем. Мы делаем коллаборацию. Мы помогаем собрать деньги той же «Искорке» или фонду «Кия». У них много инициатив, а это очень здорово. У нас вообще один из самых активных в России регионов по НКО. Это настолько активная область — мы видим это просто по цифрам.
— Почему все-таки общественная деятельность? Фонды?
— С самого первого моего появления на публике журналисты мне говорили: Ирина Николаевна, наверняка вы займетесь благотворительностью, когда вы что-то откроете, вы же будете, по вам видно. Я сразу говорила, что не хочу ничего делать сразу, мне нужно познакомиться с регионом, с людьми, с теми процессами, которые происходят.
— Вы раньше занимались благотворительностью, раз появились такие вопросы, как вы говорите?
— Нет, я работала, у меня в Норильске был свой бизнес. Я и Алексей Леонидович всегда занимались благотворительностью, но точечно, начиная от болеющих деток, которым нужна помощь, и заканчивая тем, что я могла оплатить билеты музыкальной школе в Норильске, откуда можно вылететь только самолетом — другого транспорта просто нет. Всегда нужно что-то делать, чем-то заниматься. Под лежачий камень вода не течет.
— В работе фонда и привлечении партнеров вы пользуетесь именем и статусом?
— Я не хочу думать о том, почему это в таком объеме общественной работы не было раньше. Я хочу думать о том, что могу сделать здесь и сейчас. Я существую в такой парадигме. Именно поэтому фонд, именно поэтому Вероника (Вероника Ливончик, директор Фонда-2020) нон-стоп работает. Также мы познакомились с Евгенией Майоровой, детским омбудсменом Челябинской области, она очень деятельный человек, и мне это импонирует. Точечные истории тоже нужны, но нужен и другой, комплексный подход. То есть мы — платформа для различных проектов. Идут разные люди, организации, кому-то просто нужна помощь советом, где-то свести людей — две руки, и все случится. Мы находим отклик, ресурсы, возможности.
— Сколько у Фонда-2020 партнеров, кто они, сколько уже поступило денег?
— Я вам так скажу: партнеры есть, но пока это внерегиональные компании — не из Челябинской области. Под каждый проект мы ищем и приглашаем партнера. Но чтобы это сделать, проект нужно подготовить и провести презентацию. Думаю, что мы справимся. Сейчас мы привезли и передаем наборы для экспресс-тестирования на выявление антигена коронавируса в Челябинскую областную детскую клиническую больницу, центр онкологии и ядерной медицины, Областной онкологический диспансер № 2 в Магнитогорске. Они очень дорогие. И у нас есть партнер конкретно под эту инициативу — это компания «Норильский никель».
— А им это зачем?
— Это партнер, который вступил в борьбу с коронавирусом. Мы попросили, чтобы эта борьба распространялась и на Челябинскую область. Они заложили большую программу помощи России. Они помогали и во время пандемии региону. Через них мы привезли несколько фур дезинфекции, СИЗы — это тоже внерегиональные деньги. Может быть, благодаря тому, что мы (с Алексеем Текслером и его командой. — Прим. ред.) много где жили, много где трудились, сейчас имеем такую возможность — обращаться за помощью не только внутри региона. Поэтому пока у нас внерегиональные деньги и партнеры. Сейчас мы потратили 20 млн. Наш фонд будет на сайте Минюста — там будет указано: сколько мы потратили, на что мы потратили и как. Есть еще договоренности, прорабатываем их.
Есть еще один проект, который мы сейчас прорабатываем: мы хотим организовать реабилитацию для сотрудников больниц, работающих и работавших в красных зонах, переболевших коронавирусом. Они нуждаются в этом. Врачи болеют, и их надо поддержать. Но только чтобы это была настоящая реабилитация в хороших условиях — не только природа и воздух, но и программа. Это путевки в один из санаториев, какой — сейчас выбираем. Смотрим цены, условия, предложения. Я хочу, чтобы люди, получив путевку, приехали в хороший номер, где будет не продавленная панцирная, а удобная кровать, настоящая программа реабилитации, чтобы они искренне сказали спасибо. Опять же внерегиональные партнеры предлагают свои санатории. Но я в данном случае категорически против этого — если мы работаем в регионе, пусть те деньги, которые мы на это тратим, останутся в регионе. То же самое было с продуктовыми наборами по линии фонда «Русь» и РМК. Мы закупили продукты, которые исчисляются десятками тысяч, у наших товаропроизводителей, хотя та же РМК могла закупить в Свердловской области, раз выделила на это свои средства.
— В «Русь» вы для чего вошли? Какой от этого профит для вас, для региона?
— В попечительский совет «Руси» меня пригласил непосредственно великий князь Георгий Михайлович Романов. Мы делали несколько совместных проектов, и им нужна своего рода узнаваемость фонда, так как он делает реально много. У нас есть федеральные доноры — это крупные ритейлеры, которые работают с «Русью» много лет, у них идет своя работа. И изначально «Русь» привозила сюда продукты через федеральных доноров, а мы подключились со своими, чтобы помощь можно было оказывать в большем объеме. Это не постоянные доноры, как федералы, но они есть. То же самое «Чурилово» уже отгружало в прошлом году огурцы и помидоры в продуктовые корзины. Это наборы для многодетных семей, для людей 65+. «Русь» делает важную работу и для меня — честь помогать и учиться у них, принимать участие в этом большом деле.
— Сколько в нашем регионе человек получили такие наборы по линии фонда «Русь»?
— 66 тыс. продуктовых наборов роздано семьям с детьми — это неполные семьи, многодетные. И 44 тыс. наборов получили люди 65+.
— Социальные направления работы — понятно. Но вы так же вошли в попечительский совет Федерации дзюдо. Для чего?
— Челябинская область — очень спортивный регион. И дзюдо — это один из самых массовых видов спорта, которым занимается огромное количество детей — 7 тыс. человек. И уровень спортсменов очень зависит от того, как организован тренировочный процесс. С дзюдо в регионе я начала знакомиться постепенно — ездила на соревнования как зритель, посмотрела спортивные школы, ездила в «Ичибан» (клуб дзюдо известного дзюдоиста Кирилла Денисова. — Прим. ред.). Я разговариваю с людьми. И с кем ни поговоришь — все занимаются дзюдо.
— Миша ваш не занимается?
— Нет. Миша четыре раза в неделю занимается футболом и два раза в неделю хоккеем. У него свободно только воскресенье, но, чувствую, скоро и его он займет футболом. Так что нет — это не из-за Миши. Хотя его очень звали на татами. Но Миша — нет, мяч и только мяч.
— Возвращаясь к дзюдо…
— На старых заслугах и достижениях, которые были у региона — тот же чемпионат Европы, — можно ехать лишь какое-то время. А потом нужно что-то делать и как-то развиваться. Федерации был нужен новый импульс, и люди, которые хотят развиваться и хотят результатов, понимают, что пришло время менять систему. Появилось это предложение, мне оно понравилось, Алексей Леонидович поддержал. Но я поняла, что я не справлюсь сама, там много вопросов административного и управленческого характера. Поэтому мы обратились к Виктору Мамину, и он согласился помочь навести порядок: выработать новую систему работы тренеров, самого процесса, соревнований. Да, наши фамилии все знают. Многим просто нужна поддержка, где-то дополнительное финансирование. Поэтому — да, приходится самим включаться. Так и Алексей Леонидович — его зовут везде, но у него просто нет времени заниматься всем. А можно ничего не делать вообще, просто сидеть — это лучше, что ли? Хочешь сделать хорошо — сделай сам. Кроме того, я сама в детстве несколько лет занималась дзюдо и очень люблю этот вид спорта.
Наиль Фатахов / Znak.com— В рамках деятельности Фонда-2020 вы анонсировали проект «Наставничество» (волонтеры старше 27 лет в течение года «ведут» ребенка из учреждения опеки, помогая ему социализироваться). Известно вам, сколько у нас детей-сирот, сколько выпускников детских домов, скольким из них уже сейчас нужны наставники?
— Когда мы с Евгенией Майоровой начали ездить по домам-интернатам и учреждениям интернатного типа, она предложила инициативу с проектом «Наставничество». Мы сразу посмотрели цифры, расходы, какие нам нужны волонтеры, сколько их. И ни один существующий фонд это не потянет. Для этого надо создавать организацию самим и делать самим. Тогда мы собрались с Вероникой и Евгенией, поехали в Подмосковье на обучение, которое проводил фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Мы были абсолютно на общих основаниях. Мне хотелось понять и вникнуть, как эта потребность отработана в других регионах. Фонд занимается подобным проектом пять лет, и в Москве все детские дома покрыты этим проектом. Все дети получают наставника — значимого взрослого, который будет для них проводником во взрослую жизнь. Стало понятно, что это необходимо и в нашем регионе. Мы прошли втроем это обучение, так как невозможно делать то, чего ты не понимаешь. Теперь мы здесь сами проводим обучение, приглашая московских партнеров.
— Как набираются волонтеры: это может быть любой человек или нет, проверяют ли их как-то? Кто проводит для них обучение?
— Волонтером может стать любой человек. Ценз только возрастной — старше 27 лет. Самое главное — желание. Набираются все желающие, но потом идет серьезный отбор. Первое — это большая анкета, которую должен заполнить человек. Она не просто большая, ее надо заполнять два часа. Это первый серьезный момент, потому что у человека должны быть эти два часа в неделю, чтобы потратить на общение с ребенком. Там очень много вопросов, на которые человек прежде всего себе должен честно ответить. В частности, для чего это нужно ему даже с психологической точки зрения. Анкета разработана как раз фондом «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Она отработана. Затем эти анкеты поступают в обработку психологу фонда, которых мы сейчас набираем, затем встреча с психологом, обучение. Мы создаем пару: один ребенок — один волонтер.
— Где проходит обучение волонтер?
— У нас в фонде. Мы проводим здесь семинары, сами обучаем. У нас есть свои психологи, есть приглашенные — из фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам».
— Сколько нужно таких волонтеров?
— Пока мы пилотно взяли три учреждения: два в Челябинске и одно в Южноуральске. Мы в этом году хотим их покрыть. Будем брать 12-летних детей под патронаж, потому что этом возрасте детям нужен наставник. Сейчас мы будем брать тех, кому это действительно нужно, кто готов к этому.
Наиль Фатахов / Znak.com— То есть это дети группы риска?
— Любой подросток из группы риска, мы всегда забываем, что такое быть подростком, когда сами уходим из этого возраста. Это особый возраст, когда нужно стать взрослым. Это сепарация от родителей, если они есть, а в детском доме — от кого им сепарироваться, как им расширять границы, пробовать этот мир? Наставник — это человек, который станет не воспитателем, работающим за зарплату, а определенным вектором. Он научит элементарным вещам, выбору, так как у таких детей коллективное сознание: у них еда, которую им положили, одежда, которую им дали. С ними приходишь в магазин, и они два часа не могут сделать выбор покупки, потому что они не умеют выбирать. И это надо формировать. Они и когда выпускаются во взрослую жизнь, стараются жить вместе, кучками. В детских домах все бесплатно — у них нет понимания денег, нет умения ими распоряжаться, они не знают, как записаться в поликлинику, где пройти рентген.
— Как самому подростку сказать: вот человек, он будет твоим наставником. Но ведь подросток скажет — да у меня и без вас все хорошо, мне никого не надо.
— Да. Поэтому мы берем пока, на начальном этапе, тех ребят, кто говорит сам: да, мне нужен такой проводник, мне это интересно, а также тех, кто уже готовится к выпуску. Другие дети сами подтянутся, так как увидят, что к ним приходит человек не за деньги и не с подарками, а просто. Сейчас же как: приезжаешь в детский дом, а дети ждут праздника, подарков. Там на Новый год конфеты разве что с потолка не сыплются. Это тоже нужно, но не только. Задача такого наставника — стать интересным подростку как личность.
— Сможет ли такой волонтер вывести ребенка за пределы учреждения? Будут ли у него деньги на покупку ребенку чего-либо?
— Если с учреждением будет согласовано и нет запретов, то выходить можно. Но мы ничего не покупаем детям. Это правило. Вот если волонтер, например, пошел в магазин что-то выбрать себе, например диван или шторы домой, то он может взять ребенка в помощь.
— Сколько волонтеров уже набрано?
— Мы только что запустили сайт, где можно оставить заявку, заполнить анкету. Мы провели обучение для сотрудников учреждений опеки. Проект на начальном этапе. И сейчас появились первые претенденты — оставлено уже более 50 заявок. Но отбор пройдут не все.
Супруга губернатора Челябинской области учредила фонд помощи инвалидам и сиротам
— Почему могут не подойти?
— Сначала анкета, которую действительно нужно заполнить честно. Будет заключен договор о том, что ты год ведешь ребенка. И ты не можешь не прийти к ребенку — это условие наставничества, которое волонтер должен понять и принять для себя, он должен понимать, что его ждет ребенок, которого жизнь уже обманула, которого один раз уже бросили. Два часа в неделю — это условие — не подвести ребенка. Конечно, бывают форс-мажоры. Помимо этого, надо быть на связи, на телефоне — это всегда будут сообщения от ребенка с советами. Это опять же умение выставить границы с ребенком. Это тоже правило — не навредить самому себе. Человек должен быть зрелым, психологически устойчивым, так как дети начнут проверять границы, просить положить денег на телефон, купить что-то. Надо понять — что правила нарушать нельзя, это залог качественно выстроенных взаимоотношений.
— Сколько на этот проект планируется потратить денег и кто готов стать спонсором?
— Мы всегда в поиске спонсоров. При полной загруженности мы должны уложиться в 5 млн: это обучение, оплата труда психологов, педагогов, общие встречи, оплата труда координаторов волонтеров. Опять же психологи, которые будут работать с волонтером в процессе, чтобы наставник сам не пострадал. Технология отработана, не мы первооткрыватели, и это хорошо.
— Есть уже конкретно, кто готов вложиться?
— Мы работаем над этим.
О досуге, семье и воспитании ребенка
— Судя по вашим проектам, занимаемым должностям, у вас плотный график. Как расписан ваш день, как проводите время с сыном?
— Мне сложнее встроиться в его график, чем ему в мой. У него день расписан по часам: учеба, тренировки. Он настроен очень серьезно к футболу, занимается в нашей челябинской спортивной школе, скоро мы поедем в Пермь на межрегиональные соревнования, разрешила его сопровождать. На следующий год он меня, наверное, уже на соревнования не возьмет.
— То есть сын у вас самостоятельный?
— Да, плюс у нас очень хороший классный руководитель-мужчина, развивает в них мышление.
Наиль Фаттахов / Znak.com— Нет ли у него неудобства при общении с педагогами или одноклассниками из-за статуса его семьи? Нашел ли он друзей?
— Слава богу, что мы ходим в обычную школу…
— Почему, кстати, вы отдали сына в обычную школу, а не в частную?
— Я хочу, чтобы ребенок рос так, как росла я, как рос его папа. Мы учились в обычных школах, дружили с детьми из разных семей. Я не хочу создавать искусственно ребенку круг общения — это его выбор. У них, конечно, уже есть бравая четверка в классе. Они девочек поздравляли вчетвером, поздравляли директора. Почему-то сказал: с легким паром, с 8 Марта. Я не навязываю какие-то свои идеи, считаю, что ребенок должен сам формировать свою картину мира. У нас, повторюсь, прекрасный учитель, который не загоняет их в рамки, хотя школьная программа сейчас сложная.
— Как сын учится? Ходит ли к нему, может быть, репетитор?
— Да, с ним иногда занимается дополнительно учитель, помогает разбирать материал. Русский язык, математику. Я могу помочь, но я стараюсь, чтобы он самостоятельно больше работал, так как если я с ним буду учить уроки — так и будет до 11-го класса. А я так не хочу: я уже свою школу закончила, и не только школу. Учиться я больше не хочу.
— А чем вы занимаетесь на досуге, когда нет каких-то общественно значимых мероприятий? Занимаетесь ли вы спортом?
— Летом я очень люблю гулять. Возвращаясь к бору, я его пешком прошла вдоль и поперек. Гуляла и в сторону Шершней, до Голубого и Изумрудного карьеров. Страх, как там люди летом со скал прыгают. Прохожу в день не меньше 10 тыс. шагов.
— Одна гуляете?
— Нет, не одна. Спортом занимаюсь дома — каждое утро делаю зарядку по 20 минут и стараюсь две более интенсивных тренировки в неделю проводить. Сейчас, конечно, пока зима, не хожу. На досуге много читаю, около года назад открыла для себя аудиокниги, к которым долго не могла прийти, но нашла лайфхак: нужно начать читать в обычном варианте, а дослушивать — когда уже очень интересно, но некогда, — в аудиоформате. Читаю всегда несколько книг подряд: одни читаю глазами, другие слушаю.
— Художественную литературу или научно-популярную тоже читаете?
— Самую разную. Сейчас читаю книгу «Внутри убийцы» — детектив в детективе. А слушаю сейчас «Архипелаг ГУЛАГ», а до этого закончила «Братьев Карамазовых». Для меня Солженицын — это тяжелая история, потому что Норильск — один из лагерей ГУЛАГа, но знать и помнить это нужно. У меня всегда есть литература легкая, а есть сложнее. Благодаря аудиокнигам могу слушать книги в поездках, чего раньше не было.
— Вы сами водите?
— В Челябинске — нет, потому что это обычно поездки на мероприятия, где нужно соблюсти все правила. А в Москве водила сама.
— Когда в последний раз были в Москве?
— В январе после Нового года, когда ездила в Зарядье с нашим симфоническим оркестром — это наша гордость. На Новый год были здесь, сестра с сыном приезжала, катались на лыжах, в ледовый городок ходили. Все же Новый год — семейный праздник, поэтому его хочется проводить дома.
— Появились ли у вас тут подруги или приятельницы, остались ли они в Москве — часто ли видитесь?
— Любому человеку в таком возрасте близких друзей находить сложно. Мои подруги из Норильска разъехались по разным городам — кто-то в Красноярске живет, кто-то в Петербурге, кто-то в Москве. Мы иногда собираемся вместе с одной точке, чтобы пообщаться. А здесь есть приятельницы, с которыми мы начали общаться по работе и сейчас уже общаемся более тесно, чтобы кофе попить, посплетничать.
— Пользуетесь ли вы услугами стилистов, парикмахеров, визажиста? Каждый день или нет?
— Нет конечно! Каждый день сидеть в парикмахерской или салоне красоты — нет. Тратить время на это просто жалко, я не выдержу, да и меня никто не выдержит. Когда удачная стрижка, никакой парикмахер каждый день не нужен. То же самое по одежде — я уже взрослая и сама знаю, что мне надеть, как я буду выглядеть. Поэтому — нет, услугами стилиста не пользуюсь: я веду обычную жизнь, не с концертами же выступаю. То же самое макияж — все сама. Стрижка раз в месяц, сейчас что-то все короче и короче, надо остановиться. Кстати, хорошо помогают снимки фотографов, которые появляются в СМИ: ты видишь себя со стороны и понимаешь, что вот эту одежду носить все же не стоит, а выглядеть где-то нужно иначе, это очень хорошо отрезвляет.
— К слову о публичности. Вы транслируете образ американской первой леди, чего у нас в регионе никогда не было. Чья это была идея и не устали ли вы от внимания?
— У вас просто не было женатых губернаторов… А если серьезно, то я всегда вела активную социальную жизнь. Для меня поход в театр, филармонию, консерваторию — это обычный процесс, это моя жизнь, которую я веду много лет. Просто здесь на меня обращают больше внимания, на многие мероприятия нас приглашают вместе с супругом, но Алексей Леонидович человек занятой, причем очень сильно, он не может посещать все мероприятия. Я могу себе позволить пойти в театр или на открытие выставки. Я получаю от этого наслаждение. Мы и в Норильске вели активную жизнь. Мне это все очень близко, и это естественным образом сложилось и здесь.
— Последний вопрос: когда Алексея Леонидовича назначили в регион исполняющим обязанности губернатора, как вы к этому отнеслись? И не страшно ли вам, ведь у нас два предыдущих губернатора, по сути, в бегах.
— Когда я только узнала, мне действительно было страшно. Первая мысль: опять переезд, опять коробки, опять мы куда-то едем. Мне казалось, что вот только мы приехали и разобрали все эти коробки. У меня было состояние оглушенности. Но и выбора как такового не было. Ребенок выпустился из садика, и мы приехали. Касаемо суеверий, я думаю, что суеверия тут ни при чем, надо просто отвечать за свои поступки и делать свою работу достойно. И это касается не только кресла губернатора. Я считаю, если ты честно и хорошо делаешь свое дело, тебе нечего будет скрывать.
— Имидж закатанных рукавов у губернатора, отсутствие галстука, общение с людьми в регионе — ваш муж сам по себе такой или это пиар-ход?
— Это мой супруг. Он очень конкретный, человек дела. Он всегда очень въедливый, подробно изучает любой вопрос, ему нужно изучить все от и до.
— Какой он человек?
— Он конкретный: задача — ее выполнение в срок. И на этом строится эффективность его работы. Работает он 24/7, приходит поздно домой. Первым делом интересуется, как дела у меня, разговаривает с сыном — что задали, как прошел день, сделал ли уроки. Потом ужин, и он уходит в свой кабинет и продолжает работать, иногда звонки до часа ночи продолжаются. Он работает всегда. Нет такого, чтобы он не занимался работой. Зато он четко знает, чем живет регион, какие у людей проблемы, опять же потому что сам читает свои соцсети.
Источник: znak.com
Один комментарий
Мансур
Почему люди которые уезжает в Россию, постараются сразу забывают о Казахстане, им трудно сказать о нас теплые слова. Видимо, стыдится сказать, что они из Казахстана. обидно, как-то. Я, например, никогда не слышал плохого от людей когда-то живших в России.