Меняются времена, меняется общество, а вместе с ними трансформируется и сущность казахского национализма. Он уже не такой, каким был, к примеру, десять и даже пять лет назад. Сейчас он представлен множеством разношерстных групп с часто полярными жизненными принципами и социальным статусом. Но очевидно, что одна из них рано или поздно станет доминирующей. Кто же перетянет канат? Те, на чьей стороне численное превосходство, или те, у кого больший авторитет? Об этом Camonitor.kz решили поразмышлять вместе с блогером и журналистом Арманом Кудабаем.
— Арман Актайулы, и все-таки, на ваш взгляд, какой он, современный казахский национализм?
— Каждое общество время от времени переживает своеобразные «скачки». Какие-то из них происходят незаметно, какие-то можно заранее просчитать, а какие-то становятся чуть ли не откровением даже для всеведущих специалистов. Возможно, многие со мной не согласятся, но я считаю, что между событиями у комплекса «Абу-Даби Плаза» в Астане, «неуместными» высказываниями вице-спикера мажилиса Владимира Божко, критическими замечаниями Алмазбека Атамбаева в адрес казахстанского руководства, случившимися еще раньше беспорядками в торгово-развлекательном центре «Прайм Плаза» в Алматы, а точнее, реакцией на все это со стороны блого- и медиасферы есть нечто общее. Но об этом чуть позже.
Помню, еще пять-шесть лет назад усиленно муссировался тезис о необходимости развития своего, казахского, национализма. Большинство популяризаторов этой идеи появились на свет во время «ненавистного союза» и считали себя эдакими первыми романтиками революционных веяний. Они выстраивали целые философские и научные концепции, обосновывавшие прямо-таки историческую важность национализма (именно национализма, а не национальной идеологии и не программ сохранения национальных традиций и ценностей) на данном этапе формирования государственности.
По их мнению, он, во-первых, обязательно должен был способствовать дальнейшему цементированию казахской нации в единый этнос и сохранению языка. Хотя отсутствие национализма (именно в таком понимании) не помешало, к примеру, Австрии и Швейцарии успешно существовать долгие годы и сохранить свои традиции и языки (при главенствующей роли немецкого языка). А во-вторых, он должен был якобы стимулировать необходимую защитную реакцию в случае угроз извне. Что тоже сомнительно: многие народы, в том числе австро-венгры, чехо-словаки, турки с курдами и без этого вставали на защиту отечества.
Предвидя такого рода возражения, наши «теоретики» предлагали создать особый, наш, или, как тогда они его именовали, разумный национализм. За рубежом его бы назвали умеренным. Но ведь помимо разумных/умеренных, есть еще крайние националисты (то бишь, фашисты) и даже анархо-националисты (да, та самая анархия, но только для себя любимых). Консерваторы во многих странах тоже представляют националистическое крыло.
— То есть вы хотите сказать, что разумного/умеренного национализма в Казахстане не получилось? И вместо него стали набирать силу другие течения?
— Сегодняшнее время некоторые называют звездным часом, пиком популярности национализма. Но я с этим могу не согласиться. Тем более что неясно, о каком национализме идет речь. Если о том, который проповедовали упомянутые «романтики», то, на мой взгляд, он переживает период заката.
«Романтики» — это в основном представители окрепшей интеллигенции, высокообразованные и успешные люди. Да, их можно назвать умеренными. В той или иной степени они осознавали, какие опасности грозят этносу, который в силу исторических или политических причин оказался на тот момент в меньшинстве на своей территории. Поэтому все их устремления и вся их так называемая «идеология» сводились к увеличению численности казахов и защите их прав.
Надо признать, что их цель практически достигнута: в количественном плане титульный этнос превалирует над другими, приняты законы и программы, направленные на защиту и развитие казахского языка (и нельзя сказать, что они не работают). Казахстан отвоевывает себе достойное место в мировом сообществе (иногда слишком навязчиво). И т.д. Но при этом изменилась сама внимающая аудитория – она перестала внимать, в том числе тому, что говорят эти первые «романтики»…
Вспомните полемику, которая развернулась вокруг скандала у «Абу-Даби Плаза». «Романтики» тут же бросились выдвигать самые разные версии и раздавать советы. Но если те из них, кого можно назвать независимыми, выкрикивали: «Наконец-то свершилось!», то провластные и полупровластные настаивали на своем: «Мы, мол, предупреждали!». А в это время толпа скандировала совсем другое и отчего-то до боли знакомое: «Наших бьют!», хотя при этом не выдвигала никаких политических и социальных требований. Ей, по большому счету, было без разницы, с кем случился конфликт у казахов — с арабами, индусами или китайцами. Главное, что их обидели… И в этом они были далеки от «романтиков».
— То есть события в «Абу-Даби Плаза» стали еще и индикатором того, как общество относится к казахским националистам?
— Полностью согласен с мнением, что основная причина произошедшей тогда драки заключалась в отсутствии у людей нормальной работы, или, другими словами, в их социальной неустроенности. Но есть и другая серьезная причина, которую я бы даже назвал зарождающимся социально-политическим трендом: это когда все чаще слышишь от молодых казахстанцев, что «они не верят ни власти, ни оппозиции». Что уж тут говорить об их отношении к «романтикам».
За эти годы у нас образовалась огромная и разношерстная (там не только выходцы из разных регионов Казахстана, но и переселенцы из других стран) группа людей, не имеющих крыши над головой, каких-либо социальных гарантий и перспектив, вынужденных скитаться по просторам родины в поисках лучшей доли. По сути, это уже потерянное поколение, не получившее путевки в жизнь, никак не защищенное ни государством, ни обществом. Такими молодыми людьми и подпитываются ряды националистов нового типа.
События у «Абу-Даби Плаза» примечательны тем, что произошли они не где-нибудь, а в благополучной Астане, под носом у самых больших чиновников, которые привыкли жить мифами о том, что это сказочный город в пустыне, некий неприступный анклав. Но, как оказалось, вывести их из этого дремотного транса достаточно легко. Власть получила ушат холодной воды на голову и осознала, наконец, что кочующая по стране масса безработных и неприкаянных уже добралась и до ее города.
Божко же виноват лишь в том, что «не удержался» и «проговорился», за это и получил разнос от возмущенной общественности. Хотя он, конечно, мыслит как типичный представитель казахстанского чиновничьего истеблишмента: «нет источника проблемы — значит, нет и проблемы».
На мой взгляд, надо акцентировать внимание не на том, как ограничить движение этой огромной массы трудоспособного населения, а на том, что с ней делать. Вот тогда для чиновников станет очевидно, что их многочисленные программы и проекты не только не улучшают ситуацию, но еще больше ее усугубляют.
— Раз уж мы затронули эту тему, то объясните, что не так с этими программами? Почему они не работают?
— Возьмем, к примеру, введение квот на обучение в вузах для сельской молодежи и наспех сшитые программы по завлечению молодых в село. На первый взгляд, инициатива вроде бы правильная, но, если копнуть чуть глубже, то станет понятно, что они в чем-то даже бессмысленные. Ведь по закону те, кто получил такие «привилегии», обязаны отработать определенное время в сельской местности. Тогда как село сегодня не в состоянии обеспечить новоиспеченных специалистов работой, да еще по столь экзотическим направлениям. Ну нет там работы! Да, есть нужда в учителях, медиках, полицейских, но это лишь небольшой процент местного населения. А остальным куда? В ряды кочующих по стране гастарбайтеров?
А еще никто не учитывает то обстоятельство, что сельские зарплаты сильно уступают городским. Кроме того, даже если жителю села удалось трудоустроиться, он вынужден будет отдавать половину своей мизерной зарплаты на всякие взносы, подписки и т.д., на те же подношения родной дирекции, только чтобы его не выкинули при следующей оптимизации.
— Не совсем понятно, как в этот ряд вписываются беспорядки в алматинском центре «Прайм-Плаза»? Насколько известно, их устроили недовольные фанаты, а не националисты…
— Если вы помните, тогда эти события многие поспешили окрестить «восстанием казахов на «Прайм-Плаза». Но восстание против кого или против чего? Против Кайрата Нуртаса? Ну так большинство тогдашних бузотеров продолжают любить и слушать его песни. Восстание против организаторов концерта? Эта версия тоже выглядит натянутой, если учесть, что вопрос об отмене концерта возник уже после его начала, и никто не мог знать этого заранее. Восстание против власти? В этом тоже нет логики.
Тем не менее паровой котел взорвался, недовольство выплеснулось наружу. Причем зачинщиками беспорядков стали все те же представители периферийной молодежи, в том числе ребята с близлежащих рынков. Организаторы просто не учли эту аудиторию, в основном они рассчитывали на «городских» зрителей, которые, кстати, поначалу пытались пристыдить бузотеров. А в итоге люди, пришедшие на концерт, опасаясь за детей и родных, поспешили прочь от торгового комплекса… В результате получился как бы социальный перекос, «обиженные» почувствовали себя еще и оскорбленными. При этом, как и в случае с конфликтом в «Абу-Даби Плаза», здесь не было никаких политических и социальных требований.
— То есть «обиженные» — это и есть новые казахские националисты?
— Я бы назвал их не столько обиженными, сколько потерянными и униженными. Причем их нельзя сравнивать ни с российским движением «Наши», ни с «Русским миром», ни с украинским «Правым сектором», ни с европейскими ультрас, ни с английскими футбольными нац-фанами. Те управляются конкретными силами и в отсутствие соответствующих команд ведут себя тише воды и ниже травы. Это можно классифицировать как организованный национализм.
А есть еще неорганизованный национализм. Не надо путать его с пресловутым бытовым национализмом. Да, он тоже возникает спонтанно, но только в группах (так называемый «национализм толпы»). Иногда его еще относят к отдельному подвиду «группового эгоизма».
Как правило, общих программных установок у неорганизованных националистов нет, но есть характерные объединительные поведенческие мотивы. В нашем случае это чаще всего обида на всех и вся за свое низкое социальное положение. И тут уже действительно неважно, кто «обидел»: индус или араб, китаец или алматинец, «совок» или «ватник», «свои» или «чужие».
— А как же «романтики»? Способны ли они организовать «неорганизованных»?
— Основная часть «романтиков» довольствуется былым почетным положением и продолжает предлагать свое видение той или иной ситуации. Но даже они иногда признаются, что становятся жертвами обвинений со стороны «обиженной» аудитории в некой продажности властям. Я и сам неоднократно читал в комментариях к постам весьма уважаемых людей в соцсетях обвинения типа: «Мы не верим вам! Вы тоже продались». Или: «Вы такие из себя уважаемые, но вам и невдомек, как прокормить ребенка или собрать его в школу». И это пишут в основном молодые люди, представители нового поколения казахских националистов, которые уже не признают прежних авторитетов. То есть дошло до того, что одни националисты обижаются на других националистов…
Да, «романтики» достигли своих целей. Но меня не покидает ощущение, что их время уходит и мы стоим на пороге серьезных изменений. Пусть они будут кардинальными, эпохальными, но, не дай Бог, трагическими.
